Однако Павлик от ликера наотрез отказался, заявив, что ненавидит сладкое вообще и сладкое спиртное в частности. Кроме того, его работа не предполагает вечерних возлияний, даже в таких ничтожных дозах.
– Но вы, девушки, не обращайте на меня внимания, – добродушно сказал он, – расслабляйтесь сколько угодно.
На девушек алкоголь оказал очень разное действие. Катерина почувствовала прилив бодрости – впору было пуститься в пляс, а вот Анжелу, наоборот, стало клонить в сон. Она ничего не могла с собой поделать и зевала во весь рот.
– Нет, ребята, я так больше не могу, – наконец не выдержала она, в очередной раз закрыв лицо ладонями и сладко зевнув. – Засыпаю на ходу. Павлик, может быть, ты отвезешь Катерину домой?
– О чем речь, конечно, отвезу, – без колебаний согласился тот.
– Да мне ехать на метро одну остановку! – запротестовала Катерина, в душе отчаянно надеясь, что Павлик проявит решительность и не откажется от своего намерения.
– Ничего не хочу слышать, – не обманул ее ожиданий тот. – На улице уже ночь, так что никаких возражений!
– Вот и хорошо, – пробормотала Анжела, хлопая сонными глазами. – А я пока на кухне приберу…
Некоторое время она честно возилась с посудой, но как только за Павликом и Катериной закрылась дверь, немедленно все бросила и поплелась в спальню. Взяла книжку и включила настольную лампу. Однако надолго ее не хватило. Она свернулась калачиком на постели и через минуту уже сладко спала. Абажур отбрасывал на ее лицо оранжевые тени, и ей снились сны – волшебно прекрасные, оставляющие после себя чувство сладкой грусти.
* * *
До метро Катерина с Павликом дошли довольно быстро – оба все еще были возбуждены общим разговором и продолжали рассказывать друг другу всякие забавные истории из детства, отрочества и юности. При этом они с веселым азартом комментировали услышанное, размахивали руками и смеялись от души. И только когда они ступили на почти пустой в этот поздний час эскалатор, возбуждение улеглось, и оба одновременно замолчали. Они стояли плечом к плечу и искоса поглядывали друг на друга.
Как только подъехал поезд, они торопливо вошли в ярко освещенный вагон, но не стали садиться, а остановились возле противоположных дверей, взявшись за вертикальный поручень – одна рука над другой. Катерина подняла голову, посмотрела Павлику в лицо и улыбнулась. Ей было приятно, что он гораздо выше и крупнее, чем она. С Лёвой она против воли ощущала себя какой-то матерью-командиршей, иногда думая, что даже простая анатомия заставляет ее довлеть над мужем. Конечно, как всякой нормальной женщине, ей иногда хотелось почувствовать себя нежной и незащищенной. Но с Лёвой это было совершенно нереально, потому что невозможно почувствовать себя слабой рядом с человеком, которого она, если бы по-настоящему захотела, могла бы победить в честном бою. А уж в нечестном и подавно…
Когда вагон качнулся, Павлик поддержал ее за локоть. От его прикосновения сердце у нее подпрыгнуло, как у школьницы, которую одноклассник впервые взял за руку.
«Что это со мной? – в который уже раз за вечер подумала Катерина, не решаясь признаться себе, что Павлик нравится ей до безумия. – Я взрослая, умудренная опытом женщина, которая умеет владеть своими чувствами. Мы просто друзья, так что не стоит строить никаких иллюзий».
Однако эта попытка самовнушения немедленно потерпела крах, и Катерина продолжала таять только от того, что Павлик стоит с ней рядом.
Поезд набрал скорость и понесся вперед, стуча колесами. Им против воли пришлось замолчать, потому что за шумом трудно было разобрать смысл сказанного. До сих пор, пока они разговаривали, все было нормально – слова как будто притягивали разбушевавшиеся эмоции, присоединяли к себе и переводили в безопасную плоскость. Но теперь они просто стояли и молча смотрели друг на друга, и от этого Катерина почувствовала себя немного неловко. Она попробовала отвести глаза, но Павлик не отвернулся. Тогда, замирая от волнения, она тоже стала смотреть на него. Так они и стояли, глядя друг на друга, и им обоим было очень хорошо и одновременно немного страшно. Казалось, что пока поезд мчался по привычному пути, они оба ухитрились сойти со своих собственных маршрутов.
Павлик первым шагнул из вагона и галантно подал руку даме. Это была твердая рука уверенного в себе мужчины.
«И что это такое странное рассказывала про него Анжела? – подумалось вдруг Катерине. – Будто бы бывшая жена буквально вытирала об него ноги. Ерунда какая-то! Разве такой мужчина позволит кому-нибудь себя унизить? Он такой сильный! Рядом с ним любая женщина может чувствовать себя в полной безопасности».
Павлика, в свою очередь, приводило в восторг то, что эта независимая, уверенная в себе женщина в его присутствии раскрепостилась, разулыбалась и превратилась в невероятную красавицу. Она смотрела на него с таким доверием, что ему немедленно захотелось защитить ее от какого-нибудь хулигана, чтобы это доверие оправдать. Глаза у Катерины были удивительные, в них горел огонь, заставлявший его сердце стучать с удвоенной скоростью. С каждой минутой Катерина нравилась Павлику все больше, и он неожиданно почувствовал, что ему ужасно хочется ее поцеловать. С этого момента мысль о поцелуе прочно засела в его голове.
На эскалаторе, когда Катерина оказалась на две ступеньки выше и повернулась к своему спутнику лицом, он улыбнулся ей своей самой нежной улыбкой – призывной и немного тревожной. Они стояли нос к носу, словно двое влюбленных, и каждый чувствовал дыхание другого на своем лице.
Катерина понимала, что еще немного, и они оба рухнут в пропасть, из которой им уже не будет возврата. Собравшись с силами, она честно попыталась разорвать окутавший их дурман, разрушить очарование момента.
– Ты знаешь… – громким голосом сказала она, но Павлик не дал ей закончить. Он приложил палец к ее губам и покачал головой. Глаза его при этом были глубокими и очень серьезными.
– Давай еще немного помолчим, – предложил он, и Катерина покорно кивнула.
С виду Павлик казался вполне спокойным, но на самом деле вибрировал, словно электрический провод, по которому пустили ток высокого напряжения. Сознание его было восхитительно ясным, и он видел все так отчетливо, словно стоял на краю обрыва и собирался броситься в пропасть. Пока эскалатор двигался вверх, вся жизнь промелькнула у него перед глазами, как будто он попал в ужасную катастрофу и вот-вот расстанется с жизнью. Впрочем, он действительно попал в катастрофу. Это была катастрофа чувств, лобовое столкновение его прошлого и будущего. Павлик хорошо понимал, что либо выйдет из нее покалеченным, потерявшим все, либо спасется и обретет свое единственное настоящее счастье.
