— Наверное, — ответила она, — других вариантов я пока не придумала.
Стрешнева инстинктивно посмотрела на средний палец левой руки. Перстень покоился на законном месте, прерывисто мерцая.
В заведении оказалась последняя бутылка испанского вина. Вера обрадовалась этому как счастливому случаю. Вчерашние события отменить было нельзя, но их можно было аккуратно исправить.
— Кстати, отчего ты первым делом заговорил об олигархе? Ну о Крутицком?
— Нужно было тебя как-то эффектно приветствовать. Не придумал ничего более смешного, — пожал плечами Левшин. — Наверное, еще потому, что приехал на мотоцикле. Как бы железный механизм обязывал говорить о мировом финансовом механизме.
Дальше, как поняла Вера, Левша снова заговорил об олигархе, о больших деньгах, о музыке, о новой программе, которая практически готова.
— …Гигантское турне по Сибири и Дальнему Востоку.
Вера вполуха слушала этот информационный блок, понемногу отпивая отличное вино из широкого фужера.
— У Крутицкого нет соперников, — говорил Левша. — Зря ты так пренебрежительно говоришь о нем. Оказаться под крылом такого человека — это, я скажу тебе, огромная удача. А получается, что ты — оказалась.
Вера сделала большие глаза. Но Левшин понял ее по-своему.
— Да, ты угадала, — улыбнулся Пашка. — В Штатах мне доводилось встречаться с ним. Отвалил бабок на организацию концертов. Не вдаваясь в подробности. «Левшин? — спросил. — Павел? Очень хорошо». И дал баксов столько, что у меня рыжик изо рта чуть не вывалился. Понимаешь, он считает себя меценатом, и это для него оч-ч-чень важное дело. А те, кто вокруг его вливаний в национальную культуру шумиху устраивает, просто завидуют, и все.
— Павел, — взмолилась Вера, — ты, видать, сегодня портвейна перебрал, если считаешь рок национальной культурой. Ты, наверное, поначалу играл для Крутицкого свои индоевропейские вариации, и через них Алексей Борисович как-то особенно вспомнил родные просторы. А про меня и говорить нечего, я никогда ничего общего с ним не имела, ни о каких деньгах слыхом не слыхивала, ничего он мне не давал ни на покупку инструментов, ни на организацию концертов. А про конкурс — это уж вовсе бред какой-то. Из этого газетного трепа вообще получается, что он судейство купил! Понимаешь ли ты, глупая твоя башка?!
— Зри в корень, Вера, — возразил Левша. — Все эти инсинуации, на которые Крутицкий чихать хотел, как раз говорят о том, что он — натуральный лидер нации, правда в изгнании.
— Я поняла, но не все. И не вполне. И не сейчас, — засмеялась Вера. — Тебя кто-то покупает как очень крупного организатора общественных беспорядков посредством громкой классной музыки — своей и присвоенной. Но, дружок, тебе не стыдно оказаться в этой группе поддержки какой-то неизвестной партии? Я даже не представляю, о ком речь.
— Ты не знаешь меня, — обиделся Левша. — Понимаешь, я соскучился по Сибири. Что прекрасней Восточных Саян? Что волшебнее бухты Золотой Рог? Я получу порцию особенного вдохновения, двигаясь именно этим рабским, подневольным маршрутом, питаясь в жалких забегаловках ржавыми консервами и запивая все это паленой водкой. Но ведь я буду играть свою музыку. А после турне, если не рухну на полпути, напишу грандиозный двойной восточно-западный альбом. И ты мне в этом поможешь. Потом, позже. После Рождества.
Вера с ужасом представила страшное путешествие Левшина по Сибири в компании Катьки-кикиморы, финского снайпера и громадного гнома Кеши и громко расхохоталась.
— И ты хотел предложить мне это турне? — вырвалось у Веры.
— Хотел, — ответил Левша, — но, боюсь, поздно. Ты отравлена известностью, славой. Я завидую тебе. Белой завистью. Я не могу больше клепать свои хиты и бесконечно торчать в студии, изолированной от живого мира звуков. Я должен куда-то ехать, туда, по направлению к Японии. — Он махнул рукой в сторону Финляндии.
Треп Левшина все больше занимал ее. Из этого разговора можно было мысленно выскользнуть на улицы Петербурга. И можно было как-то жить дальше. Как угодно, где угодно. Музыка всегда при ней.
Левшин меж тем не на шутку разошелся:
— Стричь «зеленое руно» мы должны везде и всюду. И ты, и я, твой покорный слуга. Ты была абсолютно права, когда говорила, что мне принципиально не нужны музыканты. Но себя ты из этого списка никогда не вычеркивала. Я это точно знаю.
— Да уж нет, — возразила Вера.
— Вот видишь, — поднял вверх указательный палец Пашка, — я с трудом расшифровал твои мудреные намеки.
— Павел, — миролюбиво ответила Стрешнева, — я ведь совершенно не знала тебя до твоих поездок в Англию, а после — в Америку. Как ты пришел к этому звериному стилю? Мода, что ли? Спрос? Какой-то специфический музыкальный заказ в мировом масштабе? А? Вот ты ответь мне — высоколобая мировая профессура как-то внезапно переориентировалась на изучение провинции? Такой крайний и агрессивный фундаментализм. Может быть, ты, Пашка, тоже высоколобый?
— Кто — я? — возмутился Левшин. — Я практик. Я, как ты, ис-пол-ни-тель! Это звучит классно. Я исполняю нечто или что-то — и не знаю, как назвать. Но с размахом. Кстати, на этот стиль меня десять лет назад натолкнула одна перуанская группа, она зашибала у вас на Арбате. Собственно, они играли народную музыку «Полет кондора» и прочее. Но у них были фантастические инструменты. Честно говоря, я подумал, что это пришельцы. Отчасти так все и есть. Они исполняли музыку, пережившую несколько глобальных мировых катастроф. Кажется, их было четыре. Или пять. Тогда я понял, что мне нужно.
— Тебе нужна катастрофа, — мрачно пошутила Вера.
Ей почему-то стало скучно. Дела ее плохи. Она приехала пожаловаться и отдохнуть. А ей тут говорят невесть что о новой музыкальной стилистике, довольно спорной.
— Понимаешь, Вера, что мы с тобой теперь просто обязаны быть вместе. Это судьба. Когда я увидел в газете твое прелестное личико рядом с профилем этого магната, я прослезился. Жив Бог, подумал я. Да плевать, как там интерпретируют участие Крутицкого в судьбе отечественной культуры. Главное, чтобы ты согласилась оказаться под его крылом. Пойми, это не только выгодно — это престижно.
— Слава богу, что в Сибирь ехать не заставляешь, — ответила Вера.
— Все бабы — дуры, и ты одна из них. Дались тебе эти газетенки, пусть строчат что хотят. Ему только руками развести — и все брехуны смолкнут. Правда, врагов у него много, есть даже один сильный, у них постоянная война. Может, этот и настропалил прессу. Да все равно плевать. Подумай, ну выиграла ты конкурс, ну еще, может, раз победишь, хотя не факт. И без тебя найдут кому приз вручить. А потом? Думаешь, так легко сделаться концертирующим музыкантом? На это деньжищ немерено надо. Каждого такого странствующего музыканта, если, конечно, он за свои концерты настоящие бабки получает, так пиарят! Никакой международный конкурс такой прессы и такой рекламы не имеет.
