Может быть это сон? Меня ударили по голове, и теперь я валяюсь в какой-нибудь вонючей темнице, а в своих снах оказалась в собственной детской комнате, ну, не совсем в ней, а в том, что осталось где-то на просторах сознания, в таком виде всплыв в момент полной отключки?
Несколько раз щипаю себя за руку. Не помогает. Да этот способ, по-моему, не действует никогда, являясь совсем бесполезным занятием!
Несмотря на головную боль, решаю оглядеться. Нужно найти Глеба. Может быть, это всего лишь одна из комнат в его доме, в которой я ни разу не была. Первым делом подхожу к окну. Оно выходит на опустевший сад с невысокими деревьями, скорее всего, яблонями. Каменные тропинки, пара скамеек. Нет, это не усадьба Кайданова, теперь я понимаю совершенно точно.
На невысоком стуле, рядом со столиком, висит шелковистая тряпка в цвет ночной рубашки, одетой на меня. Расправив ее в руках, понимаю, что это халат. Своеобразный вычурный комплект белья, приятный к коже, невесомый и мягкий. Накидываю халатик на плечи и двигаюсь в сторону двери. Нажимаю на ручку. Она на удивление легко поддаётся, выпуская меня из комнаты.
На выходе носом сталкиваюсь с крепким мужчиной в чёрном. Напрягаюсь в готовности дать отпор, но вовремя замечаю, что он не имеет враждебного настроя. Я опускаю руку, ожидая объяснений.
– Добрый день, Марина Юрьевна, – произносит незнакомец, – родители ждут вас в гостиной.
– Что, простите?! – насмешливо отвечаю я, не оценив шутки.
– Пойдёмте, сами все увидите, – мужчина на полном серьезе говорит мне об отце и матери.
Он называет меня настоящим именем, не нападает. В принципе выглядит дружелюбным, несмотря на явно уголовную морду. Я решаю дать ему шанс удивить меня. В конце концов, вмазать по незнакомой роже я еще успею.
Мужчина ведёт меня по небольшому коридорчику к лестнице, спускающейся в просторный зал с обеденным столом, за которым сидят мужчина и женщина. Завидев меня, они поднимаются со своих мест. Хозяин дома, о чем было нетрудно догадаться, кивком указывает моему спутнику покинуть комнату, вследствие чего, мы с незнакомой парой остаёмся наедине.
Честно говоря, назвать их незнакомцами язык не поворачивается. Отчего-то их лица кажутся мне смутно знакомыми, точно я уже видела их однажды, но просто не могу вспомнить где.
Я не двигаюсь с места, ожидая продолжения спектакля. Мужчина первым направляется в мою сторону. Он высокий и довольно крепкий. Для своих лет выглядит отлично. Следит за собой, стильно одевается (это я о дорогом костюме, который он на себя напялил), в общем солидный, уверенный в себе человек с достаточно жесткими чертами лица.
– Дочка... – тихо говорит мужчина, нападая на меня с объятиями.
***
От неожиданности я округляю глаза, но в ответ все же хлопаю его по плечу, чтобы не выглядеть полной идиоткой. «Мама» стоит в очереди на обнимашки, и я вижу, как ее глаза блестят от скопившихся в них слез.
Женщина тоже прекрасно выглядит. Стройная не по годам. Операции? Спорт зал? Не знаю. Она примерно моего роста, в обтягивающем красном платье до колен, волосами, скрученными в прическу на голове и небольшим кулоном из алого камня на шее. В целом, ее вид наводит на меня скуку.
– Так! Стоп! – слегка отталкиваю от себя мужчину, выставляя перед собой руки для дистанции. – Что здесь вообще происходит? Это шутка какая-то? Если да, то я уже посмеялась и хочу вернуться домой.
– Марина, ты что правда нас не узнаешь? – беспокоится женщина, совершая несколько робких шагов в мою сторону.
– А должна?! – искренне удивляюсь я. – Мои родители погибли много лет назад, а в чудесное воскрешение из мертвых я не верю!
Замечаю, как по щекам безупречной леди начинают стекать слёзы. «Отличная актриса! » – только и успеваю подумать я, потому что мое внимание вновь отвлекает «отец».
– Марина, дочка, ты должна выслушать нас! – начинает он. – Да, это все покажется очень странным, но мы не погибли.
Я начинаю наигранно хлопать в ладоши. Звук хлопков отчетливо разносится по комнате, что даже как-то устрашающе выглядит на фоне нависшей тишины.
– Глеб, это уже не смешно! – как можно громче говорю я, обращаясь к Кайданову. – Выходи, или я самостоятельно выберусь из этого дурдома!
При упоминании Кая мужчина ненадолго меняется в лице, но быстро берет себя в руки, сохраняя дружелюбный настрой.
– Здесь лишь мы, Марина... Просто выслушай.
– Значит так. Я не знаю сколько вам заплатили и чего наобещали за этот, безусловно отлично сыгранный, развод, но мне пора. Верните одежду, и я уйду.
– Доченька, – женщина тоже решает подать голос, – мы тебя не отпустим, и ты выслушаешь нас, хочешь ты этого или нет!
– Ладно! Уйду так. Глеб, ты слышишь?! Я пойду на улицу прямо в этой гребаной ночнушке! – рыпаюсь с места, но «папа» резко хватает меня за руку.
– Сдурела?! Ты выйдешь отсюда, только когда я позволю, поняла? – его голос грубеет, но взгляд остаётся неизменным.
– Юра, не дави на неё! – вступается дамочка. – Ей тоже непросто. Отпусти. Давай, доченька, садись, мы сейчас все тебе объясним.
Мужчина подводит меня к столу, продолжая удерживать за руку.
– Четырнадцать лет назад у нас произошёл конфликт с неким Валентином Кайдановым. Мне пришлось распорядиться о его смерти, потому что поведение этого человека несло в себе потенциальную угрозу. Я сделал все чисто, но где-то просчитался, и это стало роковой для нас ошибкой.
Я слушаю внимательно, пытаясь уловить связь между рассказом этого человека и мной.
– Его сын, – продолжает мужчина, – уже известный тебе Глеб Кайданов, с чего-то решил, что он умнее всех на свете, раз может в одиночку ворочать непосильными ему делами. Он устроил ту аварию, столкнув нашу машину с дороги. Более или менее оправившись от ее последствий я узнал, что щенка признали вожаком, а это уже несло в себе опасность. Сосунок был неуправляем и глуп, к тому же одержим жаждой мести, а я не мог рисковать самым ценным, что есть у меня – твоей жизнью.
– Это все очень классно, интересно даже, в некотором смысле, но я не вижу связи, так что, наверное пойду, – поднимаюсь со стула.
– А, ну, сядь! – властный голос раскатывается по комнате, вынуждая опуститься обратно.
– Мне пришлось пойти на крайние меры, в надежде защитить всех нас, оградить своих людей от импульсивных действий нового противника. Пришлось инициировать твою смерть, убедить всех в том, что месть свершилась. Это было самое сложное решение на моем веку: пожертвовать собственной дочерью ради ее спасения. Мы с матерью не могли участвовать в твоей жизни, чтобы ненароком не раскрыть себя.
Я удивляюсь тому, насколько это цинично и мелочно. Предать своего ребёнка вместо того, чтоб защитить! Сейчас я чувствую болезненный укол совести за то, что собиралась избавиться от своего малыша, который, совершенно точно, тоже не заслужил подобной судьбы.
– И я должна просто так во все поверить?
– Оля, дай фотографии, – обращается рассказчик к жене, а та послушно семенит к одному из шкафчиков, вытаскивая оттуда небольшую стопку фотокарточек.
***
На снимках присутствующие мужчина и женщина изображены с ребёнком, девочкой. Сначала совсем малышкой, затем побольше. Она вроде бы и похожа на меня в детстве, но я очень смутно себя помню. Осознание приходит в тот момент, когда на одной из фотографий в руках ребёнка вижу длинного и худого зайца зелёного цвета, мою любимую игрушку. Недолго всматриваюсь в изображение, а потом все быстрее начинаю пролистывать фото, в надежде убедиться, что глаза мне не врут.
В конце стопки мне попадаются совсем другие снимки, на которых точно я, гуляющая на забором детского дома. Отшвыриваю их на стол, больше не желая этого видеть.
– То есть вы хотите сказать, что действительно мои родители?! – до меня, наконец, доходит, что все это не спектакль. Отец с матерью кивают. – Хм, насколько же надо быть мерзкими, чтобы обречь своего ребёнка на такие страдания ради собственной шкуры! – моя речь пропитана презрением, но оно не напускное, а самое настоящее, такое, что заставляет все внутри трястись в лихорадке от подобного предательства.
