тут вдруг кажется, что впервые алкоголь пробую.
– Ди-и-и-и, – протягивает волной игривого веселья одна из Тохиных подруг. И я вспоминаю, что подплывающую ко мне девчонку зовут Диана. – Осторожнее с Чарой, – выдает предупреждение с явным сексуальным подтекстом.
Рыжую это не смущает. На то у бляди и расчет. Она здесь именно для того, чтобы ее оттрахали. Только я, в облаке столь интенсивных флюидов, практически импотент.
О чем ей резко и сообщаю:
– Не заинтересован.
Второй глоток, третий, четвертый… Вдох. Жгучий рев по венам.
– Как грубо… – мурлычет Диана и раздражающе хихикает. Смотрю прямо перед собой, когда она елозит о мое плечо сиськами. – Вау, ну ты горячий! Прям жар от кожи! М-м-м… Занимаешься, да? Офигенно выглядишь. Что за спорт?
– Наш девиз – блядство, похуизм и буддизм, – отыгрывает за меня Тоха.
Обычно сам справляюсь. Благо язык подвешен. Но ради этой креветки электричество не башляет. Темно в сознании. Работает только подсознание. Раскатывает запрещенку.
Лиза… Лиза Богданова, вашу мать.
Плохо соображаю, на что рассчитываю. Жажду прорыва, который назревает. Но зачем-то остаюсь в компании протухших тюлек, даже когда на телефон, который я пристроил на мокром борту, падает эсэмэска.
Лиза *Феечка* Богданова: Я в доме. Где ты?
Разгон сердца. Резкий взрыв и вышка.
Артем *Чара* Чарушин: На цоколе. Спускайся.
Плавно перекачиваю воздух. Облизываю губы и, оставляя нижнюю завернутой зубами вовнутрь, замираю взглядом на лестнице.
Дикарка шагает быстро. С каждым шагом мое сердце берет новую неизведанную высоту. Ощущение, что еще немного, и его работу смогут отслеживать все присутствующие.
Едва в поле моего зрения попадают длинные стройные ноги, по раскаленной коже несется дрожь.
Она здесь… Она… Здесь…
Глаза в глаза – микровспышка за грудиной. Выпускаю губу, стискиваю до скрежета челюсти и жестко втягиваю носом кислород.
– О, Мадонна! – приветствует Дикарку Тоха. – Присоединяйся, киса.
Она колеблется, но не дольше пары секунд. А потом… Скидывает туфли и садится на борт бассейна.
Зрительный контакт между нами остается непрерывным. Воздух в помещении сгущается и, как обычно, неожиданно раскраивает пространство трескучим напряжением.
Среди всех Богданова одна остается одетой, но, черт возьми, именно на ее прикрытое платьем в долбаный цветочек хрупкое тело у меня подрывается член. Горящий сумасшедшей бурей эмоций взгляд, как апероль, который я пропустил, резко догоняет и рубит застывший организм непередаваемо-диким хмелем.
– Пина Колада? – быстро находится Тоха.
– Нет, – отсекаю я.
– Да, спасибо, – выбивает четко по слогам Лиза.
И буквально выдирает у замершего Шатохина стакан.
Под моим воспаленным взглядом обхватывает своими пухлыми губами соломку и, прикрывая веки, с наслаждением всасывает сладкое пойло.
– Вкусно, – выдает на выдохе.
Я смотрю на нее.
Удар, удар, удар… Выбивает сердце демонический убийственно-знакомый ритм.
Смотрю на нее. Просто смотрю.
Глаза, губы, пульсирующая на шее жилка, выпирающие ключицы, аккуратная грудь, узкая талия, плавные бедра, острые коленки… Стремительно назад. И все же, не менее интенсивно каждый значимый участок прохожу.
Глаза в глаза. В ее – ослепительный блеск. А в моих?
Лиза выразительно вдыхает и застывает, будто дальше ни выдавать, ни принимать воздух не способна.
Я смотрю. Просто смотрю. Смотрю и моргнуть не могу, пока нутро вскрывает адское осознание: ничего не прошло.
Ничего, мать вашу, не прошло.
28
Хочу, чтобы ты почувствовал то же,
что чувствовала сегодня я…
© Лиза Богданова
Я пыталась сдержаться. Не реагировать незамедлительно. Дать себе время, чтобы остыть и успокоиться. Как ни колотило внутри, до полопавшихся за два часа напряженной работы капилляров, старательно пялилась в экран и прорисовывала мелкие детали персонажа. Лишь осознав, что эмоции не стихают, а только разгораются, сдалась.
Хоть Чарушин и предупредил, что не один, решила ехать. Понимала, что до утра не выдержу. Собиралась высказать ему абсолютно все: что думаю и что чувствую. Но, по факту, увидев Артема преспокойно коротавшим вечер в компании девиц свободных нравов, ощущаю, как меня тошнит и замыкает изнутри. Сворачивается душа и костенеет, будто ракушка.
Впервые вкушаю ядовитое желание сделать кому-то больно. И этим кем-то, как ни ошеломляюще, является Чарушин. Человек, которого я люблю больше всех на свете.
Знает ли он, как сильно больно мне сделал? Понимает ли, как унизил? Нет, не думаю, что чувствует масштабы. А может, ему действительно все равно?
Эмоции на лице Артема если и отражаются, это не то, за что можно бы было зацепиться. Холодная и суровая подача. Не месть, и даже не ненависть. Сухая отрешенная жесткость. Словно он и не человек вовсе. Зверь на инстинктах. В какую его сторону поведет – предугадать невозможно.
Страх – естественная реакция моего организма. Только вот защитные механизмы сегодня не срабатывают. Слишком сильна моя собственная ярость. Бежать от Чарушина точно не собираюсь. Напротив, я его провоцирую.
Отпиваю коктейль и мгновенно пьянею. Этот жгучий хмель стремительно разносится по телу кровью. Я даже цепенею в тот момент, когда кажется, что кожа вот-вот зашкварчит. Но, увы, это не спасает от безумного разгона, который берет мое сердце.
Голова Чарушина слегка опущена. Смотрит он из-подо лба, будто сознательно приглушает все, что горит в его глазах. А горят они так, словно внутри него настоящее электричество проложено. Светятся и мерцают.
– Давай, Лиза Богданова, расскажи нам что-нибудь, – обращается ко мне Шатохин.
Мне приходится разорвать затянувшийся зрительный контакт с Чарушиным и взглянуть на него. Только после этого, на перемотке, разбираю смысл сказанного.
– Правду? – уточняю чуточку сипло.
Брови Даниила взлетают. Он выглядит заинтересованным.
– Конечно! И ничего, кроме правды.
– В тринадцать лет я выжгла огромную дыру в рубашке одного мальчишки, когда стояла на службе позади всех, потому что меня наказали. Я закрыла
