глаза, а свеча пошатнулась к его спине – так все думают. Но на самом деле… Я сделала это намеренно, – говорю, ощущая, как к щекам приливает кровь. Впервые в этом признаюсь. Даже Сонька правды не знает. Незаметно перевожу дыхание и встречаюсь взглядом с Чарушиным. В глубине его глаз, за мерцающей темнотой, пробивается удивление. Ерзаю и вроде как ровным тоном добавляю: – Мне не нравилось, как он на меня смотрел.
Я плавила материал медленно и осторожно, внимательно наблюдая за тем, как дыра на его спине становится все больше. Я не желала причинить ему вред, но… Мне хотелось унизить его, как он унижал меня своими липкими взглядами.
Чарушину же я жажду причинить именно боль. Чтобы он горел так же, как горю я.
Это стремление пугает и вместе с тем вызывает какое-то эмоциональное оцепенение. Наверное, только благодаря ему я еще не бьюсь в истерике, а держусь достаточно хладнокровно.
– Ого! – выдает Тоха явно шокированно. – А ты, оказывается, никакая не святоша, Лиза Богданова! Еще тогда была дьяволицей, – смеется он. А за ним и остальные. – Без обид, если что. Я в положительном ключе. Потому что в каждом живом человеке должен быть огонь.
О, как же он прав в этот момент… Как же прав!
– Да! – громко поддерживает какой-то парень, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.
С большей частью присутствующих я незнакома. Но мне, как ни странно, плевать, что они обо мне подумают. Наблюдаю только за Чарушиным. Вижу, как медленно раздувается на мощном вдохе его грудная клетка, и неосознанно столь же глубоко вдыхаю.
В отличие от шумной компании своих друзей, Артем совсем ничего не говорит. Но в какой-то момент хрипло прочищает горло, облизывает губы и подносит к ним бутылку. У меня по коже бегут мурашки еще до того, как я осознаю, что именно вызывает такую реакцию.
Чарушин встает и, поднимаясь вверх по ступенькам, выходит из бассейна.
Я не двигаюсь. Не верчу головой, даже когда Артем заходит мне за спину, хотя жутко хочется посмотреть, куда именно он направляется.
Проглотив горечь разочарования, склоняю голову и прикладываюсь к трубочке своего коктейля. Втягиваю много, ощущая стремительное и крутое головокружение.
А потом… Я чувствую Чарушина у себя за спиной.
Остановка сердца. Новый прилив жара и колючих мурашек. Резкий недостаток кислорода.
Рядом с моим обнаженным плечом появляется его рука. Вздрагиваю в ожидании прикосновения. Но Артем не двигается. Замирает, как и я. Мой мозг включается, словно затрапезный процессор, поэтому я не сразу соображаю, что он подал мне ладонь, чтобы я поднялась.
Подчиняюсь, обещая себе, что сегодня это будет единственная беспрекословная уступка с моей стороны. Как я ни стараюсь сохранять хладнокровие, по руке тотчас бежит ток. И Чарушин это определенно замечает.
Ожидаю, что он поведет меня наверх. Однако вместо этого мы направляемся в сторону темно-коричневой стеклянной стены. Артем прикладывает руку к какому-то сенсорному датчику, и одно из широких стеклянных полотен отходит вперед и плавно съезжает на бок. А едва мы шагаем в полумрак помещения, сразу же встает на место, отгораживая нас от любопытных взглядов.
Осознавая, что вместе с визуальной картинкой исчезли и все звуки, отчего-то нервно сглатываю. Выдергиваю руку из ладони Чарушина и прохожу вглубь помещения. Невольно реагирую на шум воды. Она бежит из четырех сторон массивного каменного столба, который торчит посреди небольшого квадратного бассейна. Судя по тому, что в углу на возвышении находится еще и джакузи, эта комната предназначена для уединения пары. Да и освещение такое, что ненавязчиво настраивает на какой-то интимный лад.
Мое дыхание окончательно сбивается.
– Ты хотела поговорить? – выталкивает Артем сухо.
Кручусь, чтобы встретиться с ним взглядом. И едва это происходит, внутри меня поднимается лавина эмоций, которую я лелеяла весь вечер. Если не весь день, учитывая его утреннюю выходку.
– Ты скотина! Сволочь! Подонок! – выпаливаю одуряюще пылко. Настолько, черт возьми, пылко, что на этом все мои силы и иссякают. Приходится экстренно копаться в себе в поисках новых. – Ты… Ты… Ты знал, что мне будет больно и неприятно! Да, знал!!! И несмотря на то, что я тебе говорила, прислал эти деньги! Намеренно ранил, показывая свое ко мне отношение! Намеренно!!! Я тебя… Я попросту тебя… – о своей ненависти, невзирая на хлынувшие из глаз слезы, сказать не получается.
Когда удается смахнуть проклятые слезы, вижу, как Чарушин, якобы оставаясь спокойным и неподвижным, яростно сжимает челюсти и агрессивно раздувает ноздри.
– Нет, я не хотел тебя ранить, – цедит сквозь зубы. Прикрывает глаза. Мышцы его лица дергаются и играют, выражая какую-то странную муку, словно этот разговор и для него является тяжелым испытанием. – Сознательно не хотел, – уточняет вместе с шумным выдохом. Вновь фокусирует на мне свой горящий взгляд. Обжигает и обездвиживает им. – Ничего эти деньги не значат. Ни о каком моем отношении к тебе не говорят.
– Зачем же тогда ты это сделал?! – выкрикиваю я.
Если бы меня не таскали собственные эмоции, возможно, я бы заметила, как дергается и смещается Артем. Он поворачивается ко мне боком. Кажется, будто пытается отгородиться и, в то же время не в силах отвернуться полностью.
Скашивая взгляд, бросает грубо в ответ:
– Чтобы ты себе что-нибудь купила, очевидно же.
– Бред! – шиплю я. Оббегаю его и встаю лицом к лицу. – Сначала ты демонстративно уничтожил мой подарок! А после, решив, что ранил недостаточно, прислал эти деньги! Знаешь, как это больно? Знаешь?!
Чарушин кривит губы в какой-то раздраженной гримасе и равнодушно пожимает плечами.
– Нет, не знаю.
Если бы не очевидная хрипота голоса, я бы сказала, что ему действительно все равно. Но тон его выдает. А еще… Блеск в горящей темноте глаз усиливается, незамедлительно вызывая у меня желание поежиться.
– Я хочу, чтобы тебе было так же больно! – выпаливаю в пылу агонии. Мотает внутри, закручивает настолько, что едва равновесие держу. А может, и не держу. Либо Артем, либо я – шатаемся. Определить трудно. –
