ответил Назар. – Она заслужила доверие, несмотря на то, что одинока. И я готов быть её ухажёром, если ты не заревнуешь, – парень задумался. – Как забавно. Если ты выйдешь за Матвея, то будешь называть меня «папочкой». Даже в самых ярких фантазиях я не мог о таком размышлять. Обожаю законы кармы.
– Прекрасно, – буркнул Авдей. – Вы никогда меня не поддерживаете.
Давид выдохнул в бокал и закатил глаза.
– Для поддержки таких как ты существуют специальные кружки.
– Пошел ты.
– Добавишь, «на хер» и попрощайся с перьями.
– Скажи это своему отцу, который не прочь подёргать за перышки. Особенно маленьких беззащитных девочек.
– Дели контекст, Авдей. Или ты готов взять ответственность за Альберта? Что ж, может тогда поговорим о незаконном сбыте лекарств, которые покрывал Платон?
– Это разные вещи.
– Ты назвал свою сестру – вещью?
Эти разговоры сводили с ума. Их пререкания поспешно переросли в ссору. Будучи изнеможденной сегодняшними событиями, я покинула гостиную и поднялась на второй этаж. Спряталась в пустой комнате, вышла на открытый балкон. Не могла надышаться. Душа будто одеревенела.
Быстрей бы забыть этот ужас.
Лес медленно погружался во мрак, вместе с тем росли мои сомнения. План парней походил на дешёвую месть. Он был импульсивен и не обдуман. Всё не могло быть так просто. Меня не так коробила мысль о раскрытие детской тайны, ведь я и так решила покинуть «Эдем», как пугала возможная сатисфакция.
Что, если люди взбунтуются и не поверят нам? Тогда парни выкопают себе очередную яму, а я не этого не хочу. Неужели, всё это придумал Матвей? Или я его совсем не знаю, или он давно не тот, кого я знала.
– Можно? – спросил Авдей, пройдя в комнату.
Я кивнула.
– Прости, я вижу как ты устала, но должен спросить… То, что ты сказала про Платона – правда? То есть, да это однозначно правда, но как это случилось?
На секунду я напряглась, а после полностью развернулась к брату.
– Тебе нужны подробности? – спросила, не тая грубость.
– Нет, что ты? Не хочу это слышать.
Он сдался, но я видела странный интерес в его глазах. Как и предполагала, Авдей продолжил.
– Так Платон тронул тебя? То есть, тронул тебя так… Чёрт, Снежана, ты знаешь, что я хочу спросить.
Пальцы сжались в кулаки.
– Нет, он меня не насиловал, если ты об этом.
– Значит, он прикасался? Трогал тебя как-то неправильно?
– Да… Нет… Слушай, я была ребёнком. Даже если бы он не прикасался ко мне, его поступку нет оправдания. Я точно чувствовала угрозу и нездоровый интерес.
– Ты не уверена? Просто ответь.
Моё дыхание участилось.
– Не оправдывайся, сестрёнка. Я понимаю.
Нет, он ни черта не понимал, иначе бы не позволил себе подобные вопросы.
– Ты говоришь, что была ребёнком… А что, если тебе показалось? Сама знаешь, как сумбурна детская фантазия.
Я сделала шаг вперёд, словно в попытке напасть, но остановилась, а вместе с тем подавила вспыхнувшее чувство тошноты.
– Ты решил, что я это выдумала? – мой голос треснул.
– Нет, Снежана. Это не так. Просто ты молчала всё время. А сейчас буквально бьёшь молотом по голове. Надя в своё время тоже решила, что была использована, и чем это закончилось?
– Я не вам не Надя, – вырвалось с горечью. – Не смей меня сравнивать.
– Не преувеличивай. Может, стоит задуматься о родителях? Их сломает эта новость. Что подумают о нашей семье?
– Они знают, мудак ты хренов.
– Правда?
Слёзы покатились по щекам. Пусть Авдей этого не понимал, но он ментально предал меня. Жизнь подарила мне настоящих братьев, которые всегда был готовы заступиться, и ещё одного – кровного.
– Уходи, – приказала я.
Лебедеву не нужно было повторение. Он убрался. А я провела несколько часов в комнате, пытаясь собраться с мыслями и не выдать свою слабость. Внутренний раздрай плавно переходил в паранойю.
Ещё бы, ведь этот день был одним из «ярких».
Спустившись, я попросила Назара отвезти меня домой. Он покорно согласился. Но когда мы подошли к машине, из тени появился Матвей. С болезненным видом и красным рюкзаком на плече.
Наши взгляды вцепились. Янковский остановился. Каждый размышлял о своём. Но уверена, что боль на сердце была разная.
– У вас пять минут, – сухо проговорил Назар, вернувшись в дом.
Меньше всего я хотела остаться с ним наедине и вести диалог.
Только не сегодня. Только не сейчас. Только не после того, как он не поверил мне.
– Прости меня, – сказал он наперёд.
– И не подумаю.
– И будешь как никогда права.
Он походил на шкодливого пятиклассника, который не мог найти себе оправдание, но всеми силами пытался.
Боже, что с ним стряслось? Он будто не спал вечность.
– Я всё решил, Снег. Я готов пойти на всё, чтобы ты меня простила.
– Прям-таки на всё? – язвила я сквозь подступающие слёзы. – Может, исчезнешь для начала? Прости, но дни без тебя были такими весёлыми. Платон хотел убить меня. Забавно, правда? А знаешь, почему? Да просто он боялся раскрытия одной малюсенькой правды. Я говорила тебе о ней, но ты посчитал это бредом…
– Снег, – попытался перебить он, но тщетно.
– … зато с лёгкостью поверил Наденьке. И верно, ведь у меня не такая длинная коса! Впрочем, я на тебя злюсь! Насильно мил не будешь, верно!? Да все эти разговоры про насилие ненароком оказываются брехней! Так что продолжай играть стойкого солдатика, а балерина предпочитает превратиться в пепел! В серый снег! Чао!
Я попыталась открыть дверь машины, но та была заперта.
– Что мне сделать? – нелепо кинул он. – Повторюсь, я на всё готов. Дай мне немного времени, и я исправлюсь.
Усталость взяла своё. Я опустила голову. Выдохнула.
– Как только пройдут выборы я уеду, Матвей. Мне надоело жить здесь. Лучше я буду продавщицей на городском рынке, чем жить с такими, как вы. Пусть лучше меня сожрут клопы на съёмной квартире, чем эти лицемерные взгляды. Мне ничего не нужно – ни денег, ни фирменных шмоток, ни начищенных сортиров… И если мы говорим о твоей искренности, то насколько ты честен? Ты готов уехать? Бросить друзей и райское гнёздышко? Сбросить мантию и стать человеком? Готов уехать со мной?
В тёмных глазах Матвея заклубилась печаль.
