согласие и с довольной улыбкой тащит меня в свою комнату, чтобы избавиться от лишних ушей. Как только закрывается дверь, продолжает беседу.
— Молодец, мой послушный птенчик, я знал, что ты не подведешь. Потихоньку собирай вещи, — говорит он деловым тоном, а затем добавляет уже чуть тише: — И никого в комнаты не пускай. Никто не должен знать, что мы уезжаем. Билеты я уже купил, так что всё на мази.
И до того мне омерзительна его абсолютная уверенность в том, что я со всем соглашусь и пойду у него на поводу, что я хмурюсь, но молчу, держу свои мысли при себе. Он видит мои колебания и достает телефон. Листает там что-то, а затем сует экран мне под нос.
— А если ты всё еще сомневаешься, смотри.
Картинки плывут перед глазами, совсем не соображаю, что он от меня хочет.
— Не понимаю, что смотреть-то? — растерянно гляжу на мужа, на что тот фыркает, мол, «наивная тупица», а затем поясняет:
— Ты свою семью совсем плохо знаешь, Ев. Это справка о твоей недееспособности. Заготовка. Осталось только нужные печати поставить. Козырь, который приготовил твой отец, — усмехается, будто ничуть не удивлен этому. — Лев слов на ветер не бросает. План у него топорный, конечно, но в России действенный. Ты — психичка, неспособная быть опекуном собственным детям, я — будущий уголовник, на которого он натравил миграционную службу. Думал, старый козел, что я не пойму его левых движняков. Благо нашлись друзья, которые… Впрочем, неважно. Любуйся, на!
Я качаю головой, не веря всему этому. Это же полный бред, я абсолютно здорова психически, как можно признать меня невменяемой?! Однако, вопреки нежеланию, вглядываюсь в экран, приближаю документ и ахаю. Это действительно справка о моей недееспособности… Склонна к психозам… Подозрение на шизофрению… Как же так? Я знала, что отец хочет управлять компанией, стать опекуном детей, но разве можно такой ценой…
— Не верю! — чуть повышаю голову и делаю шаг назад. — Откуда ты знаешь, что это отец сделал? Может, это… может…
Хочу перекинуть ответственность за эту мерзость на кого-то другого, но не нахожу иных вариантов. Мать и Милана слишком трусливы и импульсивны, у них нет таких возможностей. Давид же… Нет, как бы я ни пыталась всё это время его очернить, стоит признать, на такое он неспособен.
— Твоя мать слишком занята своим романом с молодым оценщиком. Он был здесь. Некий Ролдугин. За молчание она заплатила мне, — смеется, будто облапошил всех на свете. Хотя это так и есть. — А сестренка твоя шляется ночами по казино и другим злачным местам, якшается с криминальными личностями. За то, чтобы я никому не показывал видео с ее участием, она мне хорошо заплатила. Я как Чингисхан, собрал дань со всей твоей семьи, на которую мы отлично заживем подальше отсюда.
Смотрю на него во все глаза, испытывая дикий страх. На что еще способен этот жуткий человек?
— А как ты смог сфотографировать это? — доходит до меня, наконец, нужная мысль, и я смотрю на Олега уже с подозрением.
Он улыбается, прячет телефон в задний карман джинсов и лениво пожимает плечами.
— Слушай, Ев. Ты же знаешь, я с твоим отцом… В общем, сблизился, втерся в доверие… Но ты пойми, мы ведь были на мели, а твой отец дал денег.
Скрещиваю руки на груди, гляжу на Олега хмуро и недовольно. Он же вздергивает подбородок и стоит на своем.
— Что ты ему пообещал? — понимаю, откуда ноги растут. Все близкие вели двойную игру за моей спиной.
— Он мне — деньги, а я отвлекаю твое внимание и не даю сблизиться с Давидом, — нехотя признается, а затем поспешно говорит: — Но всё же круто вышло, Ев. Не парься. Мы на коне. У нас и деньги, и дети. Жаль, конечно, что дочка какая-то у Миланки объявилась, но ладно. Выручим деньги за антиквариат, дом после вступления в наследство продадим, и всё у нас будет тип-топ.
Поджимаю губы и прикусываю язык, чтобы не проболтаться, что продажей дома я уже попросила заняться тетю, а деньги от аукциона… не придут на карту Олега.
Всё это вертится в моей голове, но я не озвучиваю свои мысли. Ни к чему ему об этом знать. Теперь я думаю только о себе и детях. И сказанное сегодня Олегом окончательно убедило меня в том, что я поступаю верно.
— Ну вот, ты поняла меня. Умница, — неправильно истолковывает мой взгляд муж и уходит мыться, источая довольство.
А вот когда за ним закрывается дверь ванной, я быстро бегу к его сумке. Я уверена, что смогу найти что-то важное. Судорожно ищу эти самые билеты, нечаянно разворошив его документы. Некоторые выпали на кровать, пока я не нашла то, что мне нужно. Смотрю на время и дату. Вылет завтра в восемь вечера. Как раз после аукциона. Надо же, Олег всё рассчитал. Сажусь, захожу на сайт авиакомпании через смартфон и смотрю вылеты.
И в этот момент мой взгляд падает на край мягкой сумки, который неестественным образом топорщится. Оглядываюсь на ванную комнату с опаской. Отчетливо слышен шум воды. Олег считает меня покорной овцой, которая выполнит любые его требования, но он глубоко ошибается.
Решительно беру маникюрные ножницы из футляра моего мужа, который всегда с таким усердием заботится о своей внешности, что таскает маникюрные принадлежности с собой, аккуратно надрезаю ткань буквально на сантиметр и, с трудом свернув в трубочку, вытаскиваю наружу документ в целлофане, присматриваюсь и ахаю.
— Неужели… — шепчу, прикрывая ладонью рот.
Так вот куда пропали документы, которые оставил в тайнике дед. Получается, что… Олег читал письмо и… О боже… Пусть когда-то я рассказала ему о своих подозрениях касательно преступления отца, но то были всего лишь слова. Они ничего не значат без реальных доказательств.
— А если он… — с ужасом думаю, что он мог их кому-нибудь показать или отсканировать, чтобы использовать против моей семьи.
Что будет со мной и детьми, если правда всплывет наружу? Все СМИ будут вытряхивать грязное белье всего семейства, пройдутся по близнецам и докопаются до правды их рождения с учетом того, что Давид собирается по документам стать им отцом. Замираю, когда слышу, что Олег выключает воду в душе, больше не слышен плеск воды.
— Черт! — чертыхаюсь и быстро кладу все бумаги, кроме заветного пакета, обратно в сумку мужа. Будущего бывшего мужа. А в потайной карман судорожно запихиваю другой документ, с барабанящим сердцем и трясущимися руками убираю сумку на место, будто я к ней и не
