– Чего и вам советую.
Петр молча сел, уперся в стол локтями, растер лицо. Потом словно через силу кивнул.
– Ну что там? Допросил?
– Да что там… – буквально прошипел Арсений. Потер рукой плечо, шею. – Даже я не удержался – один раз схватил за грудки и приложил его о стену. А что уж говорить о вас… Нельзя вам с ним разговаривать, Петр Тихонович. И…. А давайте, чайку забабашим?
– Давай, я сегодня буду истребителем чаек? – Петр тяжело встал. – А ты рассказывай.
– Я с простого начну, хорошо? – Арсений устроился в кресле, поерзал. – Про алиби. Я и сам допер уже – нет, не хвастаюсь, там просто. Мы и правда, идиоты. Это было так очевидно.
– Что очевидно?
– Что телефон и человек – это не одно и то же. А то мы так привыкли, что человек без телефона – это и не бывает даже так. Раньше говорили, без бумажки ты букашка, а теперь без телефона ты вроде как и не человек вовсе.
– Точно! – Петр хлопнул ладонью по столу. – В данных ведь значится телефон. Это телефон был в аквапарке! А не сам Конищев!
– Все так, Петр Тихонович. Но в совокупности – данные от сотовиков, билеты в аквапарк, показания подруги – все выглядело убедительно.
– А на самом деле она его покрывала. И обеспечивала алиби.
– Конечно. Она была в аквапарке одна, с его телефоном. Нет, он туда зашел, представляете? На тот случай, если мы это как-то будем проверять. А потом сразу вышел. Браслет сдавать не стал, ей оставил – тоже на всякий, чтобы она им потом пикнула на выходе.
– Какой браслет?
– Ну, там браслеты выдают для контроля времени. Говорит, что сказал, будто потерял браслет, штраф даже заплатил за утерю. Вот так вот, Петр Тихонович.
– Ловко придумано. А мы и в самом деле идиоты.
– Идиоты, – согласился Арсений. – Вцепились в плакающего мальчика, такой он был весь из себя соблазнительный подозреваемый, и словно ослепли. Дальше рассказывать?
– Рассказывай.
– В общем, иконы он еще за год до убийства подменил. Знал, где лежал запасной комплект ключей от квартиры, код от сейфа подглядел. Он же любимый племянник, профессор от него мало что скрывал, думаю, не особо прятался, когда сейф открывал и иконы показывал. Операцию Конищев-младший долго планировал: как попасть в квартиру, как подменить иконы в отсутствие хозяев. Подделка такая грубая, потому что ляпали по описанию. Ну а потом профессору приспичило передать иконы в музей. Он в очередной раз полез сейф и…
– И увидел, что иконы подменили.
– Точно.
– Вызвал племянника на разговор, слово за слово, вышла ссора, этот говнюк испугался – и хватанул дядю бюстом по башке.
– А офорты он в припадке беспамятства прихватил?
– Утверждает, что да.
– Пытается выкрутить себе убийство в состоянии аффекта, гаденыш, – Петр устало прижался затылком к стене.
– Пытается, – согласился Арсений, прихлебывая чай. – Да только хрен у него это выйдет. Все указывает, что он уже, когда к дяде на разговор ехал, понимал, что дело пахнет керосином и все просчитывал. Одно алиби чего стоит. Так что предумышленное. И это доказуемо. Ну да это уже не наша головная боль, Пётр Тихонович.
– Не наша, – Петр выпрямился. – Что, значит, пошел на сотрудничество со следствием добровольно?
– А то. Он вообще подготовленный приехал. Тут целая спектакля была – и про адвоката, и про досудебное соглашение.
– Шиш ему досудебное.
– Ему шиш. А девушке да.
– Есть за что?
– Есть. Она, во-первых, ничего не юлила и выложила все, как было. Утверждает, что не знала, во что именно он ее втянул с этим подставным алиби. О подмене икон тоже ничего не знала. Как и об убийстве профессора. Ей, собственно, инкриминировать можно, по большому счету, только пособничество в незаконном лишении свободы. А, во-вторых, она сказала, что тайком от Конищева приходила в… в погреб. Пить давала. И немного есть.
– Какое душевное благородство, просто в голове не укладывается, – процедил Петр. – Да и вообще – теперь говорить можно все, что угодно. И обелять себя. Тебе ли не знать, какие они все, когда их арестовывают, на допросах сразу становятся белые и пушистые. Не был, не был, не был, не был, даже рядом не стоял.
– Зря вы так, Петр Тихонович. По-моему, она говорит правду. Да и Элина Константиновна подтвердить сможет. Сможет… сможет же?
Петр прикрыл глаза.
– Вы ее видели? Говорили с ней?
– Видел. Но не говорил. Она по-прежнему без сознания.
– Скот! Ну, скот же! Вот… – Арсений, не найдя других слов, шарахнул кулаком по столу, так, что ложка в кружке звякнула.
Петр открыл глаза, покосился на кружку – и, встав, долил им еще чаю.
– Ну а Элину-то он зачем в… погреб? Объяснил?
– Объяснил. Тут вот какая ситуация, Петр Тихонович. Когда Элина Константиновна позвонила Конищеву, чтобы сообщить о том, что иконы подделаны, он уже был на взводе. Дело в том, что… Вы чай пейте, пейте… Там, как я понял, тетушка ваша справки наводила, так? – Петр кивнул. – Ну вот. И эта информация до Конищева-младшего дошла – что кто-то этими иконами интересуется. Он так толком и не смог объяснить, зачем пригласил Элину Константиновну к себе и… Ну и все остальное. Говорит, просто испугался.
– Просто испугался. Конечно. Так просто. Это… – Петр шумно выдохнул. – Это по-другому называется. Снова на смягчающие обстоятельства рассчитывает, гад. Он ее – что, чем-то опоил, ударил, как так вышло?
– Обыкновенно вышло, – невесело вздохнул Арсений. – Если человек не ждет подвоха и полностью доверяет собеседнику, то завалить и связать – плевое дело. Особенно если, так сказать, «собеседник» к этому готовился. Тем более, мужчине – женщину. Так что тут… Мразь он, конечно. Как говорят: хозяин так любил свою собаку, что отрезал ей хвост по частям, – Арсений снова сердито звякнул ложечкой. – Он же все выводил, если вдруг что, на убийство по неосторожности. То есть, он точно знал, что она должна умереть. Но не его руками. Мразь!
Петр молча вытянул из подставки лист бумаги и принялся размашисто писать.
– Заявление на самоотвод пишите?
Петр молча дописал, поставил подпись и отбросил ручку.
– Его. Если
