– Каренина! Пошли в кино? А?
– Прямо сейчас? – Аврора растерялась и обрадовалась одновременно – она так давно не была в кино! – в последнее время она в основном проводила свой досуг в обгаженной голубятне.
– Ну, да. А что тут такого?
– Пошли, – согласилась она.
В тот вечер Юрик Метёлкин сделал для себя очень важный вывод и принял решение – одно из самых главных в своей жизни.
– Я влюбился в Аврорку! И я на ней женюсь! – сказал он сам себе и вплотную приступил к намеченному плану.
Он целыми днями, под предлогом Костиной просьбы, ходил кругами у гавриловского подъезда. Стоило девушке выйти на улицу, он хватал её за руку, радостно крича:
– Куда сегодня двинем, а Каренина? В кино, в парк? А может, ты в кафе хочешь? Так ты не стесняйся, скажи! Я ведь друг Костика!
– Пойдём в парк.
– На каруселях будем кататься? – с жаром спрашивал он.
– Ой! Юрка! И откуда ты только деньги берёшь?
– А без денег лучше дома сидеть! Без денег лучше с девушками вовсе не связываться! – уверенно говорил он и по-дружески обнимал её за плечи.
– Юр! Ну, что ты делаешь-то?! – краснела Аврора, пытаясь убрать его руку со своего плеча, несмотря на то, что в этот момент она словно воспаряла к белым, сугробистым, кучевым облакам.
– А что такое? – Метёлкин смотрел на неё невинными глазами.
– Руку-то убери! – Больше, конечно, наша героиня боялась не за свою репутацию в глазах Жаклинского, а того, что мать или брат могут увидеть, как её обнимает здоровый детина.
– Каренина! До тебя прям не дотронешься! Растаешь, что ль?
– Пошли, – и она, вырвавшись вперёд, бежала к автобусной остановке.
Именно тогда, в парке, в то звонкое, дрожащее утро, когда жара ещё не успела вступить в свои права, а в воздухе витали запахи дождя и непонятно откуда принесённой ветром ванили, Юрик признался Авроре в своих чувствах.
Он купил билеты на «чёртово колесо», выждал, пока они не окажутся висящими между небом и землёй, и сказал, смущаясь:
– Аврор! Я ведь люблю тебя, – и куда только девались в этот момент его наглость, хамство и лукавство?
– Да что ты?! – искренне испугалась Гаврилова. Она сначала ничего не могла понять – лишь страх осторожно, словно вор, не зная наверняка, есть ли кто в чужом доме, на цыпочках, пробрался в её душу. Голова кружилась то ли от высоты, то ли от Юркиного признания.
– Не-ет, я, конечно, всё понимаю. Это, может быть, нечестно по отношению к Жакле, но что я могу с собой поделать-то?! – спросил он так, будто во всём была виновата Аврора. – Ты мне ещё тогда, помнишь, на литературе, когда мы вместе с вашим классом сидели – ещё тогда понравилась. А теперь, теперь-то я и вовсе влюбился. Может, о таком стыдно говорить, а я говорю! Я так считаю, – рассуждал Метёлкин, – чо молчать-то, когда сердце прям так и щемит, так и щемит от чувств?!
Героиня наша совершенно растерялась перед простоватой откровенностью Юрика.
– Почему ты молчишь? – спросил он уже совсем другим тоном – серьёзно, по-взрослому.
– Я не знаю, что сказать.
– А что тут говорить? Любишь ты меня или нет? Вот и всё.
– Нет, ну это как-то... – замялась она. – Я так не могу.
– Как так? – Юрка клещами вытягивал из неё признание.
– А если я скажу – «нет»?
– Зачем так говорить? – растерялся он. – Ты правду скажи! Правду!
– А если это и есть правда?
– Врёшь, Каренина! По глазам вижу, что врёшь! – Метёлкин не желал соглашаться с тем, что никак не могла принять его душа.
– Не вру! – Авроре стало интересно, что будет дальше, и теперь глаза её горели огнём – она играла. – Сердцу не прикажешь!
– А ему и приказывать не надо! – усмехнулся он.
– Н-да?
– Да. Потому что оно уже любит. Так-то! – уверенно воскликнул Юрка и забормотал с жаром: – Ну, Басенка, скажи правду-то!
– Кто? Басенка? – удивилась Гаврилова. – Что это значит?
– Басенка? А ты что, не знаешь?
– Нет.
– Это значит самая красивая! Самая любимая! Вот что! Признайся, Басенка! – поторапливал её Метёлкин, так как с ужасом обнаружил, что их «корзина» медленно, но верно приближается к земле.
Внутри Авроры происходило что-то совершенно непостижимое – с одной стороны, она поняла, что действительно влюбилась в Юрку, но никак не могла переступить барьер и признаться ему в ответном чувстве. Она вдруг вспомнила Костика, как тот ворковал с голубями, как учил её поить птиц изо рта. Потом из памяти её вынырнул тот неприятный эпизод на поле, и снова, как тогда, она почувствовала горькое, отвратительное послевкусие.
Аврора взглянула на Метёлкина – тот пытливо смотрел на неё.
– Ну влюбилась! Ну что в этом такого-то?! – раскололась она и посмотрела вниз. Юрик её обнял – так обнял, что Аврора в тот момент поняла – ей никуда уже не деться от него, и поцеловал. Нет, это было не невинное детское чмоканье Лопатина и не неумелый поцелуй Костика с леденцом во рту. Это было что-то потрясающее – родное, головокружительное, выбивающее почву из-под ног (если б, конечно, она не висела в воздухе, а стояла на земле).
С того знаменательного утра у нашей героини начался совершенно сумасшедший, нежный, страстный и настоящий взрослый роман с хулиганом и драчуном Юриком Метёлкиным, в то время как у Гени с Леной вся любовь развалилась, как прогнившая стена старого дома.
Это случилось одним совсем не прекрасным для Леночки Коваленко утром начала июня. Ничто не предвещало беды – Кошелев понравился её родителям, она сама его просто обожала, более того, через две недели у них должна была состояться свадьба. И все были вроде бы счастливы – и она, и Геня, и Зинаида Матвеевна от души радовалась за сына, а Аврорка – та вообще визжала от восторга.
Лена собиралась на работу. Она скинула с себя ночную сорочку и хотела было надеть платье, как вдруг стоявший у окна Геня с удивлением и разочарованием воскликнул:
– Коваленко! Да у тебя ноги кривые! А я-то, дурак, не замечал!
– Да ладно тебе, Гень, я опаздываю! – смеясь, отмахнулась Леночка – она не сомневалась, что жених шутит.
– Да что ладно?! Что ладно-то?! – взревел он. – Не стану я на кривоногой жениться! Нужно больно!
– Гень, ты что это, серьёзно?
– Серьёзнее некуда! Ты сама-то посмотри! Ты как будто всю жизнь на бочке просидела! Словно только что с неё спрыгнула! – Кошелев разошёлся не на шутку.
– Генечка, так ты не любишь, что ли, меня? – со слезами спросила Леночка.
– А я что, когда-нибудь говорил, что я тебя люблю?! Вот хоть раз? Я, по-твоему, тебя когда-нибудь обманывал?
И тут Лена поняла, что действительно ни разу за полтора года жених не признался ей в любви. Он никогда не говорил ей: «Лена, я тебя люблю». Мало того, он даже не говорил, что она ему нравится. Только изредка из его уст вырывалось: «Хорошая ты баба, Ленок!» И эту фразу она всегда принимала за признание в любви.
