- Как самочувствие?
Я не отвечала. Я смотрела на стеклянный столик перед диваном. Даже в полумраке было видно, что он весь уставлен едой.
- Алиса, свет, - Данил встал с дивана. И одновременно зажегся свет, рассеяв магию уютной темноты с огоньками. Зато стало видно, что столик действительно уставлен едой ВЕСЬ. Данил проследил направление моего взгляда. – Очень неудобно накрывать на стол одной рукой. Особенно делать тарталетки с икрой. Очень медленно получается. Я боялся не успеть. Но вроде успел. До Нового года сорок минут.
- Что?! – я заозиралась в поисках часов, нашла их на стене. И в самом деле. Двадцать минут двенадцатого! - Почему ты меня не разбудил?! – простонала я.
- Доктор сказал, что повышенная сонливость и тошнота – признаки сотрясения мозга. Тебя не тошнит, Лиля?
- Нет! Ты должен был разбудить меня! - я же собиралась уходить! А теперь… поздно? Или уже все – поздно?
Данил подошел ко мне ближе. Кровоподтек на щеке подсох и был явно чем-то смазан, потому что отдавал коричневым. Отек спал, и его глаза теперь выглядели почти одинаково. И смотрели очень внимательно.
- Доктор сказал, что не стоит давать тебе спать больше трех-четырёх подряд днем. Я как раз собирался тебя будить.
Доктор сказал… доктор сказал… Я вздохнула, смиряясь с неизбежным.
- Доктор ванну не запрещал?
- Нет, - серьезно ответил Данил. – Хотя, может быть, голову мыть не стоит…
Я и не собиралась! Только меня с тюрбаном из полотенца на голове тут не хватало.
- Можно, я приму у тебя душ? – запоздало спросила разрешение я.
- Конечно. Сейчас дам тебе полотенце, - Данил повернулся к выходу из гостиной. Господи, сколько из-за меня хлопот человеку, у которого сломана рука!
- Скажи, где, давай, я достану. - Он обернулся, и я вздохнула. - Поняла. Ты сам.
- Я сам.
Через пару минут я запирала за собой дверь ванной. Ну, собственно, ванны как таковой там не было. Полностью стеклянная душевая кабина и раковина, в которой, при желании, можно искупать младенца. Все снова серое – но в этот раз темно-серое. Я отвернулась от огромного зеркала и принялась раздеваться.
Под горячим душем мне стало так хорошо, что я забыла о времени. Стояла, наклонив голову и опершись ладонью о темно-серую шероховатую плитку, и отдавалась бьющим аккурат в основание шею горячим струям. Мне казалось, что вода что-то вымывает из меня. И что-то уносит. Я верила, что вода уносит плохое.
А потом я мылась Даниным гелем для душа, и этот запах обволакивал меня так, будто это он меня обнимает. Может быть, Даня еще раз возьмет меня за руку? Хотя бы в честь Нового года?
Нет, порядок в мои мысли так и не вернулся. И надо было уже вылезать из душа.
Волосы, даже скрученные и поднятые вверх, все равно намокли. Я их промокнула, как смогла, полотенцем, но они все равно темными влажными кончиками оставляли пятна на футболке. А потом я рассмотрела свое лицо и ахнула. Под глазами легким фиолетовым цветом разливались два синяка, делая меня похожей на панду.
О боже… Нет, надо будет попросить Алису погасить свет. Хотя меня уже и так ничего не спасет. И я повернула защелку двери ванной.
* * *
- Пять минут до Нового года! – весело поприветствовал меня Данил. Я снова ахнула и метнулась взглядом к часам. Даже не пять, меньше!
- Почему ты меня… - начала я и замолчала. Что? Не вытащил из душа?
- Все успеваем, - Данил проигнорировал мое возмущение. – Я пошел за шампанским. Отец нам купил шампанское. Детское. Вишневое. – Я не выдержала и прыснула. – Ну тебе же алкоголь нельзя. Мне, в общем-то, наверное, тоже не стоит. Так что будем пить детское. Хорошо охлажденное.
Данил сходил, вернулся с бутылкой, с этикетки которой на нас смотрела две веселые улыбающиеся вишни. Ожил какой-то фальшивой новогодней белибердой телевизор на стене.
- Давай погасим свет! – запоздало спохватилась я. И добавила просительно: - Гирлянды, свечки. Красиво же.
По команде Дани свет погас, вернув уютную темноту. Сам Даня принялся шуршать фольгой. Я посмотрела на блюдо с тарталетками с икрой, вдруг вспомнила Ксюшин анекдот про однорукого повара и почувствовала, что меня разбирает истерический смех. Интересно, я в такой полнейшей душевной раздробленности долго еще пробуду?
Мне протянули высокий тонкий бокал с темно-вишневой жидкостью.
- Урожай хрен знает какого года.
В телевизоре белиберда сменилась президентом. Он говорил, но мы его, каюсь, не слушали. Мы смотрели с Даней друг на друга. О чем он думал, я не знаю. Я - ни о чем. Просто смотрела. Смотрела так, будто никогда раньше не видела. Смотрела – и насмотреться не могла.
Ударили куранты.
- Надо загадать желание, - прошептала я.
- Самое важное, - согласился так же тихо Даня.
- Самое заветное.
Бокалы тоненько звякнули. Детское шампанское оказалось приторно сладким и очень газированным. Но я выпила его до дна.
- С Новым годом, Лиля, - тихо произнес он.
- С Новым годом, Даня, - так же тихо отозвалась я.
Мы снова молчали и смотрели друг на друга. Мне тогда казалось, что я могу вот так простоять всю жизнь, глядя в его лицо, в его глаза. И ни о чем не думать. Не думать о том, что непреодолимой стеной стояло между нами.
А вот Даня эту стену преодолел. Потому что он вдруг быстро подался вперед. И прижался своими губами к моим.
Все повторялось. Только теперь не рука, а губы. И не осталось во мне ничего, кроме губ. К которым прижималась его - теплые, сухие, со вкусом вишни. И только в них и был сейчас смысл, причина и биение жизни.
Мы замерли. Не шевелились. Кажется, даже не дышали. Абсурд – или реальная жизнь? Это происходит на самом деле – или я сплю? Но я не хочу просыпаться.
Однако в моей голове вдруг стали разворачиваться события. Яркие, калейдоскопом. Вот наша первая встреча, и я пялюсь на его задницу, провожая взглядом. А вот – он обнаженный, на широкой лавке в бане. Вот – его рука на моей, и его искренний смех. А вот – крик: «Зачем, Лиля, зачем?!». Вот - его хриплое дыхание на ухо: «В первый раз всегда больно». А потом – расстегнутая ширинка и приглашающий жест ладоней по бедрам. Пощечина. И вот – сегодня. Летящие в лобовом стекле снег и ребра ЗСД. И потом я обнимаю Даню, совершенная шальная от пережитого страха и счастья - что с ним все в порядке. А вот теперь – поцелуй. Как, скажите мне, как эти события уместить в одну логически связанную цепочку?!
Мы отмерли. Точнее, отмер Даня. Он слегка отстранился, но был по-прежнему близко. В полумраке почти не был заметен кровоподтёк, а глаза его блестели – так, будто он собирается заплакать. Но это, наверное, из-за свечей такой эффект.
И я не нашла ничего лучше, чем брякнуть
- Ух ты, как быстро.
- Как быстро что? - недоуменно переспросил Даня.
- Я загадала под бой курантов, чтобы ты меня поцеловал. Вот. Сбылось. Быстро.
Данил молчал. Смотрел на меня и молчал. Словно не верил услышанному. Да, я идиотка, и это не лечится.
- А ты что загадал?
- Чтобы ты меня простила.
И в этот момент весь тот хаос, что творился в моей голове - вообще и в следствие аварии в особенности – вдруг забурлил, взметнулся облаком – и улегся в полном и идеальном порядке.
Простить? Мне ли тебя прощать, Данечка?!
- Ты сошел с ума! – не соображая толком, что делаю, я обхватила его лицо ладонями. – Тебе не за что просить у меня прощения. Это же я, я во всем виновата!
- Лиля…
- Нет, молчи, я лучше знаю! – мной овладело отчаянное, лихорадочное желание сказать. Все. Исповедоваться. Кому, как не ему? – Это же я во всем виновата, я!
- Лиля…
- Да, Лиля! – меня уже несло, и вред ли что-либо могло меня остановить. – Лиля влюбилась в тебя в первого взгляда. В челку твою, в глаза голубые, в ямочку на подбородке. И в попу красивую! – Данил закашлялся, но я не обратила внимания. – Я влюбилась в тебя как дура, как кошка, как я не знаю кто!
- А при чем тут кошка? – осторожно спросил прокашлявшийся Данил.
