Леонид хмыкнул.
- Вещи твои я спрятал – чтобы не сбежала. А в таком виде ты никуда не сбежишь… - его ладони огладили Ксюшины нижние… неважно сколько. А сам Лёня потянулся к ней с поцелуем, но Ксюша вспомнила, что она-то, в отличие от Леонида, зубы еще не чистила. Но оставлять его объятья совершенно не хотелось. Да и вообще, она вчера идеального Лёнечку не во всех ракурсах рассмотрела…
- Ксюша… - Леонид попытался поймать ее губы, но она увернулась, добралась до шеи, потом вверх - к уху. Когда она прикусила ему мочку, Лёня охнул. А Ксюша потянула вверх его футболку – тоже серую.
- Хочу тебя без футболки… - шептала Ксюша, пока Лёня неловко стягивал футболку. – Ты такой красивый…
Лёня поперхнулся возражениями. А потом только радовал ее глубоким частым дыханием, от которого поднималась и опускалась его очень красивая на Ксюшин взгляд грудь – от того, как она целовала его шею и ключицы, как руки ее скользила вниз от груди к животу. Когда ее пальцы скользнули под резинку спортивных штанов, звонко и мелодично пиликнула кофемашина. А дальше тишину нарушали только стоны Леонида.
* * *
Он стоял, смотрела на Ксюшины блестящие темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, и не мог поверить, что это все происходит на самом деле. Как не мог поверить сегодня утром, когда проснулся.
Ксюша спала рядом, почти касаясь носом его плеча. В раннем январском утреннем сумраке ее волосы на подушке казались почти черными. И он только сейчас заметил, что нос у Ксюши слегка вздернутый. И что у нее родинка в начале левой груди, по эту самую родинку прикрытая одеялом. И все, произошедшее вчера вечером, навалилось на него разом. Он смотрел – и не верил. Смотрел. Смотрел. Смотрел. Потом тихо встал, стараясь не разбудить Ксюшу, собрал одежду, валяющуюся на полу – и пошел в ванную. Принял душ, почистил зубы, тщательно выбрился. Осторожно заглянул в спальню, но там было тихо.
И только на кухне, загружая кофе в кофемашину, он вдруг внезапно поверил в то, что это все правда. И каким-то невероятным образом тот дурацкий клубок, в который запутались его чувства к Ксюше, вчера взял – и распутался. И сейчас в его постели спит девушка, которую он черт его знает сколько времени любит. Которая его тоже, оказывается, любит. От силы распиравших его чувств Леонида начал что-то напевать.
Сейчас петь не хотелось, хотя эмоций тоже было выше крыши. Нет, конечно, это был далеко не первый минет в жизни Леонида. Да, это обычно приятно, но не более.
Сейчас же… Сейчас в нем перемешалось все – понятие верха и низа, права и лева, тепла и холода. Все превратилось в какой-то неясный хаос, в котором было только одно ясное, четкое, определённое – прикосновения ее губ. Больше в мире не существовало ничего. И это было так… так запредельно сладко, и сравнить было не с чем, и хотелось лишь запрокинуть голову назад, податься бедрами вперед еще и отдаться этим губам совсем и окончательно, растворившись.
Но он все же этого не сделал.
* * *
Ее завораживали натянутые костяшки пальцев, которыми Лёня вцепился в край столешницы. А потом, когда резинка спортивных штанов оказалась на уровне бедер, Ксюше стало не до любования пальцами. Лёнечка, безусловно, красив. Но теперь Ксюша знала, где он идеален абсолютно.
Формой – до миллиметра. Цветом. Вкусом. Вкусом – в особенности. И она никак не могла натрогаться, напробоваться. Ей казалось, что этой увлекательной игрой «Найди, как его еще поцеловать и лизнуть» она может заниматься вечно. Но Ксюше этого не позволили.
Она охнуть не успела. Когда там было охать?! Лёня наклонился, подхватил ее под локти, рывком поднял вверх и развернул к себе спиной. Ксюша еще успела прочитать марку кофемашины – хорошая! – как ее подхватили за колено правой ноги вверх, другая рука вдавилась ей в поясницу и….
Да-да-да…
Спонтанный утренний секс на кухне - самое лучшее начало года. К этому выводу дружно пришли Ксюша и Леонид . А потом он ее все-таки запихнул в ванну, а сам отправился сервировать завтрак.
Именно в это время зазвонил Ксюшин телефон.
Глава 11. Если пункт плана обозначен как последний – не факт, что он является таковым на самом деле.
Мы ехали в машине Олега Анатольевича, и он сам был за рулем. Машина была большой и чёрной – это все, что я запомнила. Ни марки, ни модели. Наверняка, дорогая. Впрочем, сейчас именно о машинах и шел разговор. Между Олегом Анатольевичем и Данилом, который сидел впереди, рядом с отцом. Мы с Ольгой Аркадьевной устроились сзади, и мама Данила почему-то то и дело гладила меня по руке.
- Зря ты машину поменял, Даня. Если бы ты был на «бмв» – повреждений было бы меньше и у тебя, и у Лили. А этот «фольксваген»… - дальше было что-то неразборчиво.
- Знаешь, я… - начал Данил. А потом смиренно вздохнул. – Да, папа, ты прав.
Я посмотрела вперед. В лобовое стекло по-прежнему летел снег. И хотя ребер ЗСД по бокам не было, я их вдруг увидела. И вот сейчас машину начнет разворачивать боком поперек дороги, и снова удар, и скрежет метала, и звон стекла…
- Тише-тише…. – Ольга Аркадьевна обняла меня за плечи и зашептала на ухо. – Все хорошо, Лилечка. Все хорошо….
- Как это вообще случилось? - разговор впереди продолжался. – Ты же прекрасно водишь машину.
Обнимающая и утешающая меня Ольга Аркадьевна даже не представляет, какую я роль сыграла в этой аварии. И спрашивающий Олег Анатольевич тоже не знает. Надо им сказать.
Я успела открыть рот и издать какой-то звук. Кажется, успела. Но его перекрыл ровный ответ Данила.
- Дорожные условия сложные. Я отвлекся на телефон и потерял управление.
Олег Анатольевич лишь покачал головой.
- Ну как же так, Даня, - вздохнула Ольга Аркадьевна. – Одни беды от этих телефонов. Еще и Лиля с тобой за компанию пострадала!
- Я сделал выводы, мама.
Мне снова стало так невыносимо стыдно, что хотелось стонать. Неужели чувство стыда всегда будет меня сопровождать?! Неужели я больше не смогу без этого чувства жить? Ольга Аркадьевна мягко положила мне голову на свое плечо и прошептала.
- Попробуй уснуть, Лиля. Нам ехать еще минут сорок.
Я бессовестная и бессердечная тварь. Я это сделала. Я уснула.
* * *
Разбудили меня только у дома Данила. Ну, мне сказали, что мы приехали к нему домой – за стеклом машины были темнота позднего вечера, росчерки снега и квадраты горящих окон, и я бы не узнала это место, даже если бы была здесь раньше. А я оказалась здесь впервые.
Оказывается, пока я спала, мы куда-то заезжали - в магазины, наверное. Потому что в руках у Олега Анатольевича были пакеты, и еще один, небольшой – у Ольги Аркадьевны. Который Данил у матери после недолгих споров забрал в здоровую руку. Поэтому Ольга Аркадьевна шла впереди и открывала двери. А я плелась в арьергарде, абсолютно не понимающая, что я здесь делаю. Да и вообще, кто я, собственно. Теперь и вообще.
* * *
Я привалилась к стене прихожей и качественно тупила, пока семья Доценко переговаривалась.
- Олег, разбери продукты.
- Мам, я сам.
- Какой ты сам, с одной рукой? Давай, помогу куртку снять. Не самкай! Вот, смотри, тут лекарства для Лили, а это – твое обезболивающее.
- Хорошо.
- Я убрал продукты. Даня, ты чем питался?
- Духом святым.
- Оно и видно.
- Лилю спать положи. Лилечка, тебе помочь раздеться?
Я наконец очнулась.
- Нет, спасибо. Я сама.
- Ну… - Ольга Аркадьевна вздохнула. – С наступающим.
Она осторожно обняла сына. И меня потом тоже – и тоже осторожно. Мне так захотелось плакать, что я зажмурилась. И сцепила зубы. А когда открыла глаза, наткнулась на внимательный взгляд Олега Анатольевича.
- Отдыхайте, - коротко кивнул он. Обниматься не стал – это было вообще не в его характере, я поняла это вдруг четко. Коснулся плеча сына. – По машине я решу.
- Спасибо, пап.
