Он помогает ей раздвинуть ноги пошире.
– Вот так, – приговаривает, – вот так, – шепчет горячо и терзает губами мочку уха.
Альда всё же не решается, и тогда он накрывает её руку ладонью. Надавливает пальцем на её пальчик. Кружит вокруг клитора, направляет вниз, а затем возвращается назад. Она пахнет одуряюще – горячая и уже возбуждённая.
А затем она накрывает его руку своей, останавливая.
– Хватит, – голос её срывается. – Не надо больше.
– Нравится. Очень. Но… давай остановимся. Ты обещал. Я… не могу больше.
Макс тут же убирает руки. Снимает с глаз её платок. Альда, извернувшись, меняет положение. Садится к нему лицом. Обхватывает ногами его бёдра, обвивает руками шею и затихает, приложив ухо к его груди. Там очень тяжело и часто бьётся его сердце.
– Я хочу в душ, – просит она некоторое время спустя.
Он бы отнёс её на руках. Если бы мог. Пока не может. Из-за ноги, которой нет.
– Вдвоём? – спрашивает, целуя Альду в волосы.
– Да. Если можно.
– Нужно, – улыбается он.
Ещё ничего не проиграно. Это лишь передышка. И он готов дать её. Всё только начинается. И однажды он добьётся своего. Возможно, намного раньше, чем представлялось. Она совсем не ледышка. А то, что теряется и пугается – это поправимо. Ещё ни одна девочка не устояла, когда её делали королевой…
Глава 39
Юлия
Они никак не могли друг другом насытиться.
– Дорвались, – тихо смеялся Грэг и целовал её в плечо. – Не могу от тебя оторваться, Юла. Соскучился. Очень. Но, наверное, хватит, а то ты завтра не встанешь.
– Ну и пусть, – обнимала она его ногами, – не хочу вставать, не хочу ходить. Хочу чувствовать тебя в себе, даже когда тебя не будет рядом.
– Одевайся, мать семейства. Нас дочь дома ждёт, – кидал он в неё вещи и пытался состроить суровую мину.
В конце концов, они всё же выползли на волю. Ей действительно было не так-то просто ходить: между ног горело и тянуло, но она мужественно терпела, давая себе слово, что как только доберётся домой, отмокнет в ванной, смягчит потёртости кремом, а потом заснёт в объятиях Грэга счастливая.
В квартиру входили поздно ночью на цыпочках. Толкались плечами и смеялись тихо-тихо.
– Ну, что, родители, явились? – полоска света падает из комнаты дочери в коридор. Сама Ева стоит, уперев руки в боки. – Как дети малые крадётесь. Дожились! И эти взрослые будут рассказывать мне, как себя вести?
Она делано закатывает глаза и поднимает руки вверх. Артистка. Грация сумасшедшая. Сейчас Ева ещё больше похожа на отца. И внешне, и движениями.
У Юли прекрасное настроение.
– Иди спать, морализаторша, – мягко ворчит она и, не сдержавшись, снова смеётся. – Мы уже дома и никуда не уйдём.
– А папа теперь будет жить с нами? – щурит дочь хитрый глаз.
Интересно, если она скажет «нет», закатит скандал? Обидится? Будет дуться? Начнёт с жаром доказывать, что они не правы?
– Я остаюсь, – у Грэга ни тени сомнения. Он всегда быстро принимал решения и никогда не жалел, если что-то шло не так.
– Останешься, если дашь слово.
– Ева! – ахнула Юля. Что за условия ещё такие? Непоседливая, с вечными придумками дочь.
– Ну, и что же ты хочешь, Афанасьева? – Юля вздрагивает: так по-учительски деловито звучит вопрос в устах Грэга.
– Не вздумай ничего обещать, не подумав, – дёргает она за рукав куртки. – Ева потом не слезет с тебя.
– Женись на маме назад. А то я вас знаю. Завтра поцапаетесь – и привет. И будем мы потом сами ребёнка воспитывать.
– Какого ребёнка? – Юля прикладывает ладони к лицу. Дочь сегодня, как назло, решила весь свой нестандартный набор причуд показать.
– Такого, – Ева разводит руки в стороны, – маленького.
– А, ну если маленького, это в корне меняет дело, – Грэг очень серьёзен и смеяться не собирается. – Женюсь!
– По рукам? – протягивает дочь ладонь.
– По рукам! – Грэг звонко бьёт своей рукой о руку дочери.
– А меня спросить? – Юля понимает, что в меньшинстве. Две пары глаз смотрят на неё одинаково.
– Поздно, мать, – вздыхает Ева. – Ты, главное, не волнуйся. Тебе волноваться нельзя. Мы с папой сами. За тебя всё решим. А ты радуйся и… как это правильно? – смотрит выжидательно на отца.
– Расслабься и получай удовольствие.
Вот теперь в голосе Грэга – смех. Спелись за секунду.
– Хорошо, – лучше изобразить покорность, – но учтите: вы сами напросились. Так что никакого нытья и поблажек не ждите. А то я волноваться начну, а мне нельзя.
– И кто у нас манипулятор? – Ева прикрывает один глаз. – Спокойной ночи, родители! У нас предстоят насыщенные дни, так что не подведите. На вас смотрят ваши потомки – будущее нации!
– И в кого она такая умная? – Грэг провожает дочь взглядом.
– Можно подумать, ей не в кого пойти, – смеётся Юля. – Пойдём, я с ног валюсь. Постелю в большой комнате. Я ещё ванную хочу принять.
Он ловит её за руку. Смотрит серьёзно.
– Не хочу без тебя.
Несколько простых слов, что согревают душу.
– А кто тебе сказал, что ты будешь без меня? – поправляет она белую прядь, что выбилась из хвоста и падает ему на глаза. – Здесь не царские палаты. Всего две комнаты. Одна из них – Евина, вторая моя. Теперь наша. Хватит торчать у порога. Раздевайся.
Как это привычно. Словно не было долгих лет разлуки. Её мужчина снимает обувь и куртку. Мягко ступает по полу. Заходит в комнату. Он везде как дома. А здесь – и вовсе свой, привычный. Будто никуда и не уходил.
Он не спит и ждёт, и когда Юля возвращается, привычно прижимает её к себе. Знакомым жестом. Рукой, которую она знает наизусть: каждый шрамик, каждую выпуклую вену.
– Ты предохраняешься, Юла? – спрашивает он тихо, когда она уже
