которой он обязан заботиться. Тем более они еще о дочке подумывают, недавно спросил Машу:
— Как ты умудрилась второго родить, глядя на маленькое чудовище? — в тот момент Артем выкрасил низ моей машины фасадной краской, которую плохо закрыли рабочие. Хотя этого пацана ничего бы не смогло остановить от намеченной цели.
— Я еще девочку хочу, — мои глаза поползли на лоб, а она смеясь добавила: — После того, как Артем вырастет.
Находясь в Питере, я постоянно звонил сестре и другу, узнавал, как мальчишки, но дикого желания сорваться к ним, чтобы увидеть племянников, до сегодняшнего дня не испытывал.
Телефон зазвонил в кармане, когда я поднялся в квартиру. Мама…
Я старался хотя бы раз в неделю ей звонить. Мне было жалко мать. Я знаю, в душе она хотела противостоять отцу, но только никогда не решалась. Лютый сумел сделать так, чтобы ее любовь стала зависимостью, болезненной привязанностью.
— Мам, привет, — принимаю вызов. Прохожу в гостиную, падаю на диван.
— Здравствуй, сынок. Как у тебя дела?
— Все хорошо. На следующей неделе собираюсь в Москву, заскочу к тебе.
— Буду ждать, — голос ее стал чуть веселее. — А Маша как? Как мальчишки? — с надеждой и затаенной грустью.
Они практически не виделись, хоть и жили в одном городе. Созванивались нечасто. Мама, чувствуя вину, не знала, как наладить общение. Иногда договаривались где-нибудь встретиться, но всегда ненадолго. Маша не ездила к родителям в гости, а маме нельзя было навещать внуков в доме Тигиевых, что очень задевало сестру, ведь семью мужа она искренне полюбила. Редких коротких встреч маме было мало, она тянулась к Маше и ее сыновьям, но она сама сделала выбор.
— У них все хорошо. Я приеду, может, встретимся все вместе у меня?
— Егор, это замечательная идея, — я знал, что она обрадуется. — Сынок, у меня к тебе есть просьба, — с настороженностью в голосе. Речь пойдет либо об отце, либо о моем разводе.
— Я тебя слушаю, — легкость из нашего разговора исчезла.
— Уговори папу пойти к врачу, ты ведь знаешь, ко мне он не прислушивается.
— А что с отцом? — как-то удивительно слышать, что у Лютого могут быть проблемы со здоровьем. Он даже простудой никогда не болел. Хотя иногда его подводило сердце.
— Сердце, — словно в подтверждение моих мыслей озвучила мама. — Он постоянно за него хватается. Лицо синеет от боли, а он никаких лекарств принимать не желает. Кричит мне: «Отстань, все пройдет!»…
* * *
Егор
Что должен чувствовать сын, когда ему сообщают о болезни родителя: страх, боль, желание сделать все, чтобы спасти. Что чувствую я? Сложно понять, но нет страха его потерять. Наверное, потому что он так и не смог стать любящим отцом. Лютый стольким людям причинил боль, что мало кто вспомнит его добрым словом. Он никого не жалел, даже родных детей. Маша пообещала никогда не рассказывать своим детям о деде. А я — несколько лет назад я обещал уничтожить даже память о нем. С моей смертью род Лютаевых прервется.
— Я поговорю с ним, — голос звучит настолько равнодушно, что становится не по себе.
— Спасибо, Егор, — мама спокойна.
Я собирался встретиться и поговорить с отцом. Предупредить, что после нашего с Инной развода его жизнь может кардинально измениться, и пусть он сейчас возвращается в бизнес, чтобы остаться на плаву. Слепцов сделает все, чтобы убрать его из партии.
— Егор, как обстоят дела с разводом? — интересуется мама.
— Пока никак, — не вдаюсь в подробности.
Не хочу, чтобы отец раньше времени узнал, что судья примет верное, законное решение. Слепцов жмот. Денег судье не предлагал, а пытался на него давить, махать перед носом корочкой и угрожать. Если все пойдет по намеченному плану, я вернусь в Питер свободным…
Глава 38
Егор
Неделя пролетает быстро. Не хочется уезжать и оставлять Раду. Вчера мы после работы забрали Ваньку из садика и пошли в детское кафе. Замечательно провели время. В багажнике у меня лежал подарок для Вани, вручил его, когда довез их до дома. Пусть Рада не думает, что я хочу его подкупить, Ваня для этого слишком умный. Я просто хорошо его понимаю. Много роботов в его возрасте просто не бывает…
* * *
Меня будит звонок мобильного телефона. Что-то срочное, с этими мыслями подрываюсь с постели. Личный номер знают только самые близкие и родные, ну и Марина. Рада входит в число самых родных.
Номер незнакомый. Появляется мысль, что кто-то тупо ошибся, но когда принимаю вызов, слышу знакомый голос.
— Привет, Егор. Я ведь могу называть тебя по имени? — утырок все еще невнятно выговаривает слова, но не ошибешься, что это он.
— Откуда у тебя мой номер? — врачу я оставлял рабочий. Рада бы ему не сказала.
— Мать дала. Ты ведь с этого номера нам связь организовал, — выговаривает он тщательно слова.
Блин! Не думал, что она сохранит. Придется бросить в черный список, если хоть раз позвонит, или поменять номер.
— Что ты хочешь? На часы смотрел? — как только понимаю, что с родными все в порядке, срываюсь.
— Займи денег. Еда тут отвратная, а у меня ни копейки. Я тебе номер карты парня скину, переведи туда, ехать в больничку необязательно, — поражаюсь безграничной наглости.
— Придется тебе и дальше давиться больничной едой. Денег не дам.
— Ладно. Позвоню бывшей жене, попрошу выручить, — произносит утырок и сбрасывает вызов.
К моей голове приливает кровь. Сон как рукой сняло. Рада спит, телефон она на ночь отключает, поэтому дозвониться он ей вряд ли сможет. Евгений должен об этом знать.
Подхожу к шкафу. Достаю одежду. Сегодняшний день начнется рано.
Этот недомужик заметил мой интерес и теперь пытается на нем спекулировать. Не понял, видать, кому вызов бросил.
По дороге в больницу останавливаюсь и беру себе крепкий кофе, чтобы окончательно проснуться. Злость заставляет давить на газ, а любая замедленная реакция может стать фатальной.
Поднимаюсь на нужный этаж, не
