стучась открываю дверь палаты. Переступаю порог, но к нему не двигаюсь. Меня явно не ждали. Глаза утырка размером с блюдце. Он глубже вжимается в кровать.
— Выйдем, поговорим? — мужики проснулись, переглядываются, но в разговор не лезут.
— А что?.. О чем? — я молчу.
Прожигаю его взглядом, вынуждаю подняться. Нехотя, но подчиняется. Я направляюсь к запасному выходу. Тут курилка у врачей, в прошлый мой приезд общался здесь с его лечащим.
— Объясни мне, глядя в глаза, причину твоего звонка? — я заметил, что дверь он не прикрыл. — Я обещал тебя спонсировать? Единственное, на что ты мог рассчитывать — билет до Москвы! Еще раз спрошу: какого хрена ты мне позвонил? Что молчишь? Говори! — повышаю голос.
— В долг хотел попросить, за это разве спрашивают? — изображает непонимание.
— Я спрошу. Ты кого шантажируешь? — подхожу и захлопываю дверь, а потом припечатываю его к закрытой створке.
Я тебя в порошок сотру, резким движением отдираю его лопатки и бью затылком о дверь. Громко кричать сломанная челюсть не позволяет, но перекошенное от боли лицо и глухой стон свидетельствуют о том, что я двигаюсь в нужном направлении. Он ведь остается в сознании.
— Еще раз ты посмеешь набрать мне или Раде, это будет твой последний день на Земле, — я сдвигаю руку ему на горло и сжимаю, чтобы до него дошло. — Лучше тебе сделать все возможное, чтобы наши пути не пересеклись, — он понимает, что это не пустые угрозы. — Деньги тебе придется самому зарабатывать на жизнь.
— Я тебя понял.
— Вот и отлично. Долечиваться ты будешь в Москве. Прямо сейчас ты соберешь свои вещи, и я отвезу тебя на вокзал, — сегодня вечером мне уезжать, не хочу, чтобы этот утырок находился в одном городе с Радой.
— Отпусти, — пытается вырваться.
— Последнее, что скажу: Ванькой ты не интересуешься. Хочу честно предупредить, что собираюсь стать ему отцом. Твоего сына я воспитаю. Ты все равно никакого участия в его жизни не принимаешь.
— Может, потому что он не мой сын?..
* * *
Егор
— Не твой? — резко задаю вопрос.
— Возможно, — пожимает плечами. — Есть такие подозрения, что Иван не мой сын, — отводит взгляд, что убеждает меня в его вранье. — Думаешь, она была честной женой?
Мне неинтересно его слушать. Этот кусок дерьма порочит честь жены, чтобы оправдать свое неучастие в жизни Ивана. Не верю! Если бы у него были сомнения, давно бы потребовал провести ДНК-анализ, в наше время это не проблема.
— Изменяла мне, — добавляет утырок, а то вдруг я его не понял. На лице изобразил такую скорбь, будто до сих пор страдает.
Евгений недостоин того, чтобы жена хранила ему верность, но мне отчего-то неприятно слышать подробности их личной жизни.
— Ты врешь! — я бью его в солнечное сплетение, он падает на колени и корчится от боли. Так хочется двинуть по роже, а нельзя. Останется здесь еще на месяц!
— Ты можешь верить во что хочешь, — мотает Евгений головой. — В том, что у нас семья не сложилась, была не только моя вина. Рада с первых дней дала мне повод для сомнений, — мне хочется выбить ему все зубы и вырвать язык. Он порочит имя женщины, которая для меня является всем. Я поднимаю Евгения за грудки и прикладываю о пластиковую дверь.
Рада не могла так поступить. Родить от одного, а другому сказать, что он отец! Этот слизняк пытается оболгать ее в моих глазах. Изменяла она ему по делу. Мне изменять не будет! Все, что было до, меня не касается.
— Пошел в палату и собрал вещи. Через десять минут мы выезжаем, — держась за живот, он выходит в коридор.
Его документы и телефон остались в отделе полиции. Нужно забрать выписку, а лечащего врача еще надо дождаться. За десять минут уехать не получится.
* * *
Отправив утырка в Москву, я долго колесил по городу. Испытывал какое-то непонятное чувство, будто что-то изнутри меня грызет. Только понять не могу что. Прокручиваю в голове сотый раз наш разговор с Евгением, а уловить, что меня так задело, не могу. В Раде я не сомневаюсь, кроме меня в ее жизни больше никого не будет.
Может, его вопрос? Всю дорогу он молчал. Я предупредил, что если услышу от него хоть одно слово о бывшей жене, отправлю в инвалидное кресло. Он всю дорогу искоса посматривал на меня, а в конце, когда садился в вагон поезда, задал лишь один вопрос:
— Вы с ней были знакомы до нашей свадьбы? — отвечать я не стал.
Глава 39
Егор
Во всем, что с ней случилось в ее жизни, есть и моя вина. Будь у меня возможность все изменить, я бы не позволил ей выйти замуж.
Несколько раз порывался набрать Раде, но каждый раз откладывал телефон в сторону. Лишь перед самым вылетом не смог удержаться. Мне нужно было услышать ее голос.
— Привет, — здороваюсь, как только принимает вызов.
— Привет, Егор, — нежно звучит ее голос. Я расслабляюсь. Напряжение, которое все это время сводило с ума, начинает отступать.
— Как дела? Чем занимаешься? — неспокойно от того, что приходится их оставлять.
— Ваня заболел, — сообщает Рада.
— Что с ним?
— Температурил всю ночь — ангина. Если до понедельника ему лучше не станет, я не смогу выйти на работу.
— Нашла о чем беспокоиться. Никуда работа не денется, заботься о сыне. Держи меня в курсе.
— Ты уже улетаешь?
— Да, дней через десять вернусь. Я всегда на связи, Рада, можешь звонить в любое время. Запомни, ты не одна.
— Спасибо, Егор, — шмыгает носом.
— Ты что там — плачешь?
— Нет.
— И не смей! Я переведу тебе аванс на карту, — мне будет чуть спокойнее, если буду знать, что у нее есть деньги.
— Егор, не надо, — начинает противиться, голос обретает твердость.
— Не спорь, — деньги она просто так не возьмет, несколько раз я покупал продукты и отвозил со словами:
