мои плечи, подхватил одежду, и намылился на выход.
— Ты тоже сиди.
— Дверь выломают. Слышишь, как долбятся? — качнул он головой.
И правда, долбятся, аж дом дрожит. Булка снова начала скулить, напугали бедолагу сначала криками и стонами во время секса, теперь вот полиция… так, стоп.
— А зачем они приехали в мой дом? Булатов, иди в комнату, я их прогоню, — вышла за ним, кутаясь в халат.
Блин, а толку-то кутаться? Полицейский, заглядывавший в окно, неплохо так разглядел меня. Во всех красочных деталях с анатомическими подробностями.
— Ясно, что братец накатал заяву. Ну посижу пятнадцать суток, херня, — пожал Андрей плечами. — Ты только дождись меня, лады?
Боже, и этот человек предлагал мне ребенка завести? Посидит он… я ему посижу! Я ему так посижу, что мало не покажется!
А практика? А диплом? Не время в тюрьму садиться.
Ух, мужичье, ведь твердила я ему, чтобы не трогал Вика! Но кто и когда слушает умную Лизу?
Андрей одернул футболку, и открыл дверь именно в тот момент, когда полицейский дергал ручку, отчего этот самый полицейский чуть не свалился с крыльца вместе с дверью.
— Хм, добрый вечер. Чем обязан? — оскалился Булатов, не добавляя полицейским добродушия.
Я от души ущипнула Андрея за спину — нашел же время зубоскалить! Неисправим, но как же любим, Боже ты мой!
— Булатов Андрей Альбертович?
— Он самый.
— Проедемте с нами, — хмуро заявил полицейский.
За его спиной я разглядела еще двоих. Чуть ли не наряд полиции… или это и есть наряд, когда трое?
— Прямо сейчас? Может, завтра днем? Суд, все дела, пятнадцать суток, — лениво заявил Андрей.
Двое из трех полицейских вошли в коридор, мне стало зябко. Еще и пялятся на меня в этом халате — он не прозрачный, но, думаю, все знают, что под халатом нет ничего.
Главное, что я сама это знаю.
Но в комнату уйти не могу, иначе Андрей наговорит себе не на пятнадцать суток, а на пятнадцать лет — на это он мастак, фонтан красноречия так и плещет в небеса, неплохо бы этот фонтан приглушать хоть на время, кстати.
… ребенка ему подавай, угу! Завтра же экстренную таблетку выпью, и никаких детей, пока кое-кто за ум не возьмется!
— Завтра не получится. Нужно сегодня, — в унисон Андрею елейным голосом заявил молоденький полицейский, и показал корочку, ткнув ею в нос Андрея. — С чего вы взяли, что суток будет пятнадцать? За проникновение в чужое жилище и нанесение вреда здоровью светит намного больше.
— Уголовочка?
— Чудно, что вы понимаете. А если будете сопротивляться задержанию, то, сами понимаете — прибавят, мы ведь фиксируем все, — жутковато ласковым голосом продолжил, явно издеваясь, полицейский. — Но, если вы проедете с нами, мы готовы будем оформить чистосердечное.
— Вы вообще о чем? — мое сердце тревожно забилось. — Какое чистосердечное?
Слово такое… нехорошее.
Андрея забирали в обезьянник дважды, пока мы встречались. Один раз на ночь, второй раз на пару дней. И никакого чистосердечного признания он не делал. Это же что-то из криминальных фильмов, когда преступник пишет, что сознается в злодеяниях, и его сажают на много лет в колонию.
А Андрей… ну вошел к Вику, но подрались. Плохо, конечно, но за такое разве сажают?
— О чем я? О том, что Уголовный Кодекс нужно чтить, — ответил этот юморист-полицейский. — И статьи читать на досуге. Незнание законов от ответственности не освобождает. А проникать в чужие жилища и избивать граждан — это преступление.
— Лиз, иди в комнату, — Андрей попытался задвинуть меня за спину.
— Сам иди! — фыркнула я, злясь и тревожась все сильнее. — Этот гражданин, к которому не проник, а вошел Андрей — его брат. Считай, в гости зашел.
— Зашел, и избил, сломал правую руку, левую ногу и три пальцы на левой руке? В гости по приглашению ходят, гражданочка.
— Слышь, в отделении все объясним, чего опять распинаешься? — рявкнул с крыльца один из этого наряда.
— Ну как я могу отказать в объяснении такой хорошенькой девушке, — осклабился этот объясняльщик, и окинул меня таким взглядом… таким, что я услышала, как Андрей заскрипел зубами.
Обняла его за талию.
Блин, не хочу его отпускать.
— Андрей, ты же не должен ехать с ними? А ордер? — прошептала я.
— Вы американских фильмов насмотрелись? Лучше поехать с нами, и по-хорошему.
— Я поеду, Лиз. Все будет нормально, — Андрей накрыл мои ладони своими, сжал их, и опустил вниз, отстраняя меня от себя. — Веди себя хорошо, ты остаешься за старшую.
Очень смешно.
— Дьявол, я снова не сдержал обещания, — хохотнул Андрей, оборачиваясь ко мне. — Ладно, разберемся, я выйду, и тогда с меня и колечко, и все остальное. Нос не вешай, я везучий, выпутаюсь. Пара дней, максимум — пара недель, и я буду с тобой. Вот ключи, — Андрей просунул в мою ладонь две связки, — от моего дома и от твоей машины. Не гоняй. Не тревожься. За Булкой следи. И сама не глупи, поняла?
— Хорош прощаться, едем, — поторопили нас.
— А можно мне с вами?
— Нет, — жестко ответил Андрей.
Я ткнулась в его шею носом, и прошептала:
— Не зли их, ладно? Не шути, не издевайся, я тебе помогу. Только хоть на время засунь свои юмор и гордость в задницу.
— Не лезь в это, я сам справлюсь, — Андрей дернул меня за локон.
— Кстати… молодой человек, — на прощание я поцеловала Андрея, успела секунда в секунду, так как его дернули за плечо, отстраняя от меня, — моей маме, если что, очень нужен зять. Помни об этом!
— Это да? — спросил Андрей, уже находясь на крыльце.
— Да, — выбежала я, чтобы увидеть, как его уводят по дорожке.
Зря я калитку не закрыла.
Хотелось бежать за Андреем, как-нибудь остановить все это, но я заставила себя вернуться в дом, и придержать жутко разлаявшуюся Булку, чтобы не понеслась вслед за своим хозяином.
— Тихо, — присела перед псинкой, обхватив ее за мордочку. — Булка, тише, тшшш. Андрей теперь не кто попало, а мой жених. И я ему помогу. Женихами я не разбрасываюсь, самой пригодится. Обещаний надавал, и в тюрьму? Вот уж дудки!
