— Подожди! Ну, может, я перегнула! — поспешила уговорить его Марина. — Но ты же понимаешь, как я за нее волнуюсь! Хорошо, давай я сейчас вернусь, мы встретимся и поговорим.
— Нет, — отказался Стрельцов. — Наговорился уже по горло! Более не намерен.
— Не надо так, Игнат! — попросила Марина. — Я понимаю, тебя задело мое решение забрать Машку, не посоветовавшись с тобой!
Господи, дай терпение! «Не посоветовавшись!» — он что, на имбецила похож?
Она его молчание расценила по-своему и какие-то выводы сделала, недоступные пониманию Стрельцова, услышавшего следующее ее заявление в режиме делового совещания:
— Я вылетаю первым же рейсом. Мария останется здесь до приезда деда. Как прилечу, позвоню, встретимся, обговорим все, — и, чтобы не услышать его повторный отказ, нажала кнопку отбоя.
Стрельцов, в который уже раз за день, швырнул многострадальную трубку на стол, смачно выругавшись.
Остается порадоваться тому факту, что они давно в разводе.
Да, он не принимал каждодневного постоянного участия в воспитании Машки. Но жизнь сложилась как сложилась, что ж поделаешь! Он не убегал от этих проблем осмысленно, он просто не задумывался об этой стороне жизни в тот период времени.
И с Мариной развелся, потому что в один момент понял, что жена ему чужая. Так бывает. И тут тоже ничего не поделаешь!
Он допустил одну существенную ошибку — обвиняя себя в том, что не сумел ни создать толком, ни сохранить семью, чувствуя вину перед дочерью, позволил первые полгода после развода Марине упрекать его, особо не останавливая ее высказывания.
Когда же они приняли извращенную форму вечного обвинения, пропитанного плохо скрываемой надменностью и истерией, он постарался не обращать внимания, лишний раз не отвечал на ее звонки, а должен был раз и навсегда прекратить такую форму общения.
И тихо, но с нарастающей динамикой заводился, как пружина башенных часов. А с какой, собственно, козы ты меня пилишь? Рацуху о разводе толкнула сама и настаивала на нем. Ты что, девочка осьмнадцати годов и не понимаешь, чем чреваты такие наезды на мужика? Нет? Какие претензии?
Но поставить Марину на место Стрельцов припозднился. Его полугодовое самобичевание уверило бывшую жену в безнаказанной возможности выражать вечные претензии тоном распоясавшейся недовольной барыни. Однажды он сорвался, послал ее подальше по весьма конкретному «адресу», не отвечал на звонки месяц-другой, общаясь только с дочерью.
«Кровосос» задыхался без допинга. И Марина пришла к нему на работу под каким-то надуманным предлогом с явной подсознательной целью — восстановить «диалог» в прежнем режиме.
В прежнем у нее не получилось.
Игнат Дмитриевич Стрельцов за пару месяцев передыха научился оберегать свою нервную систему от «вампирного» посещения. Теперь уж обрывал на полуслове, когда она расходилась, или просто отключал телефон в моменты произнесения ею наивысших претензий, или не отвечал вовсе на звонки.
Отец как-то сказал ему мудрую вещь, когда стал невольным свидетелем разговора Игната по телефону с бывшей женой:
— Это оттого, что ты не обзавелся новой семьей. То, что ты выслушиваешь ее нотации, поддерживаешь материально, полностью содержишь Машу и до сих пор не женился, дает Марине ошибочную уверенность, что ты все еще принадлежишь ей. При таком раскладе и муж не нужен. Зачем? Свои амбиции она вполне оттачивает на тебе, и при этом ничего не надо делать и давать взамен.
История с Машкиным побегом и беременностью дала Марине еще один повод для попытки восстановить прежнее «донорство» Стрельцова.
Давайте уж будем честными до конца, все взрослые люди, — он прекрасно понимал, чего боится бывшая жена. После развода Игнат содержал не только Машку, но и очень даже нехило «отстегивал» Марине ежемесячно, и помогал в каких-то больших тратах — новую машину купить, ремонт в квартире сделать, шубу приобрести, съездить в Европу. Конечно, она давно зарабатывала сама, но только недавно это стали вполне приличные деньги.
Машка была тем канатом, за который Марина дергала Стрельцова, и единственным поводом для их общения. Конечно, в первую очередь его бывшая жена беспокоится о Маше, во вторую — боится порицания социума, это понятно. Но ведь наверняка держит в голове и тот немаловажный факт, что если дочь станет жить со Стрельцовым, то, извините, с каких кренделей он должен продолжать помогать и ей?
Анализируя их разговор, Стрельцов поймал себя на том, что испытывает какую-то странную форму физического отвращения. Все! Марина вычерпала остатки, последние капли его терпения, она перешла некую черту, за которой не осталось даже простого хорошего отношения. Только неприязненное отторжение.
Ох, бабы, бабы! Как же вы умеете допечь и отвратить мужиков, проклевав им мозг! До физической брезгливости!
А потом искренне удивляетесь: «А че я такого сделала, че сказала?»
Все, что могла, сделала и сказала! Дура, прости господи!
Стрельцов резко выпрямился в кресле, нажал кнопку на селекторе:
— Василиса Степановна, сделайте мне кофейку и вызовите Станкевича.
Все к черту! И баб этих туда же! Работать!
Встречаться с Мариной он отказался, как она ни настаивала, позвонив сразу, едва приземлился в Пулково ее самолет, но поуспокоил холодным, отстраненным голосом:
— В суд я пока не подал. Маша вернется, там посмотрим.
— Да ничего не посмотрим, Игнат! — на привычной волне принялась увещевать Марина. — Мы обо всем договоримся!
— Посмотрим! — оборвал ее Игнат. — За Машей съезжу сам.
За последние четыре дня у Стрельцова выработалась некая неосознанная традиция. Он приходил поздно вечером домой, устраивался у телевизора на диване, щелкал бездумно каналами и… вспоминал Ингу.
Подсознание выкидывало свои шулерские кости в игре жизни, и Стрельцов опомниться не успел, как к четвергу уже размышлял в вопросной форме: «А не съездить ли в выходные к Машке? Провести время вдвоем?» К пятнице стадия подсознательных размышлений перешла в осознанность, на которой господин Стрельцов себя поймал в момент просмотра в Интернете информации о вечерних рейсах самолетов до Москвы.
Приплыли! Оправдательный повод провести выходные с дочерью, безусловно, хорош сам по себе, но обмануть Игната на этой фазе сознание было уже не в состоянии. С Машкой он с большим удовольствием и радостью повидается, но лететь в Москву Стрельцов собирался со-о-овсем по иной причине.
И зовут ее Инга Исла. Вот так-то!
Заноза в его умище, прищепка на сердце и горячительный укол в пах!
Да, да! Он разумный и, хочется верить, весьма умудренный жизнью мужик! Он все понимает и, кажется, помнит про установку, данную себе: «Бог бы с ней, он не мальчик!»
