наружу, когда я вдыхаю воздух, втягивая его в легкие.
Линкольн кашляет, плачет, но это было хорошо! Он дышал. Слава Богу, он дышал.
Я дико брыкаюсь, удерживая его над поверхностью одной рукой, а другой судорожно пытаюсь подтолкнуть нас к краю бассейна. Я не чувствовала дна ногами, и оно казалось таким далеким, но после толчков и борьбы мне удалось добраться до него.
Мои скользкие пальцы хватаются за край бассейна и цепляются за него.
— Помогите! — кричу я, кашляя. — Кто-нибудь, помогите!.
Линкольн бьется, впиваясь в меня ногтями. Я кричу, используя все, что могу, чтобы подтолкнуть его вверх, вверх, вверх, вверх, пока не выталкиваю его на твердую землю, где он тут же испускает крик.
Я вздохнула, он был в безопасности.
На мгновение я перевела дыхание, крепко держась за край, пока у меня не осталось сил. Минута, мне нужна минута. Я слышу шаги, приближающиеся в сторону бассейна, и меня охватывает облегчение. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это, но не успеваю — что-то тяжелое и твердое врезается мне в голову.
Я отпускаю край, голова плывет как в тумане, и я даже не успеваю запаниковать, как снова погружаюсь под воду.
Внутренне я кричу, плачу, бьюсь, но знаю, что мое тело не движется, а просто погружается в черноту, поглощающую мои мысли. Я поднимаю глаза к поверхности, вижу темные, расплывчатые очертания, смотрящие вниз, но затем все темнеет, и я опускаюсь на дно бассейна.
Глава 31
Габриэль
От этого звука меня пробирает до костей.
Я слышал крики боли или страха, но это было совсем другое. Он поразил меня в самое сердце и заставил кровь застыть в жилах.
Детский крик.
За этим криком я слышу голос, зовущий на помощь.
Амелия.
Я быстро двигаюсь, выхватывая оружие и проносясь по дому. Я проводил совещание, чтобы обсудить происходящее в городе дерьмо, и думал, что в течение получаса она будет в безопасности. Я ошибался.
Детский крик продолжается, но ее голос затих.
— Амелия! — реву я, идя на звук крика. У меня перехватывает дыхание при виде открытой двери бассейна и маленькой мокрой руки на плитке. Линкольн. За спиной я слышу своих людей, готовых к войне.
Я резко останавливаюсь, обнаружив, что Линкольн весь промок и плачет, но затем мой взгляд устремляется к бассейну, к крови в воде и темной фигуре Амелии под поверхностью.
— Амелия! — я ныряю в бассейн и плыву к ней, где она тонет без сознания, ее темные волосы обмотаны вокруг лица, а из головы течет непрерывная струйка крови. Она не выглядела живой.
Я обхватываю ее, притягиваю к себе и, используя дно бассейна как рычаг, поднимаюсь на поверхность и мгновенно убираю ее волосы с лица.
Первой мыслью было, что в нее стреляли.
Не в мою Амелию. Не в мою жену.
Когда я вижу, что это рана, а не пулевое ранение, я немного расслабляюсь.
— Амелия! — я трясу ее. — Она не дышит!
Моя мама появляется последней, когда я плыву к борту, а Амелия безжизненная у меня на руках. Нет. Нет. Нет.
Она не может умереть.
У меня защемило в груди, ощущение ее неподвижного тела в моих объятиях разорвало мою душу пополам.
— Позовите Девона! — прорычал я. — Сейчас же!
Вытащив ее из воды, я откинул ее мокрые волосы с лица, кровь струилась по ее слишком бледной коже.
— Mondo mia (прим. пер. — Мой мир), — шепчу я. — Амелия.
Ее грудь не двигается, в ней нет жизни.
— Давай, детка, — умоляю я, начиная искусственное дыхание. — Давай.
Ее маленькое тело кажется слишком хрупким, чтобы выдержать мощные толчки в грудь, и я знаю, что сейчас что-нибудь сломаю, но я не могу ее потерять.
— Ты не можешь оставить меня, пожалуйста, — умоляю я.
Я продолжаю делать искусственное дыхание и массаж сердца, пока она вдруг не закашлялась водой и не вырвала ее на себя. Я помогаю ей лечь на бок, а она продолжает кашлять, избавляясь от нее.
— Вот так, детка, дыши за меня. Давай.
Она падает неподвижно, глаза закрываются, пока она борется за то, чтобы не заснуть.
— Где Девон!?
— Он ушел, — сообщает мне кто-то. — У нас есть данные о том, что он вышел десять минут назад.
ЧЕРТ!
Я беру Амелию в свои руки, прижимаю ее мокрое тело к своей груди, пока ищу ее сына и нахожу его в руках моей матери. Ее голова запрокидывается, падая назад. Я глажу ее по затылку:
— Не спи, mondo mia, не спи ради меня, — ее ресницы трепещут, но глаза не открываются.
Люди уходят с моего пути, пока я иду, прижимая ее к себе, наклоняясь всем телом, чтобы защитить ее, и вот я уже в машине, она свернулась калачиком на пассажирском сиденье.
— Амелия, — я протягиваю руку, чувствуя ее холодную кожу. — leonessa.
— Габриэль, — хрипло произносит она.
— Я здесь, Амелия. Не спи ради меня.
— Я так устала, — жалуется она.
— Я знаю, детка, я знаю.
Я беру ее за липкую руку и сжимаю, достаточно сильно, чтобы это причинило ей унцию боли, на которую она реагирует так, как я хочу. Маленький крик боли режет слух, но это значит, что она все еще со мной.
— Мне просто нужно, чтобы ты осталась со мной, хорошо, leonessa? Еще немного.
Она вдыхает с хрипом, и в ее груди раздается булькающий звук.
— Габриэль, я… — она делает паузу, вздыхает и немного замирает.
— Нет, Амелия, не спи! — я сжимаю кулак до тех пор, пока ее костяшки пальцев не белеют внутри моего кулака.
— Прости.
— Нет.
А вот и моя leonessa. Ее красивые голубые глаза, немного опухшие, открыты настолько, что я чувствую тяжесть ее взгляда.
— Нет?
— Нет. Я не принимаю этого. Оставайся в сознании, и когда тебе станет лучше, мы сможем поговорить.
— Габриэль.
— Нет, Амелия, — огрызнулся я. — Не спи, мать твою. Не спи ради Линкольна, — по ее щеке скатывается слеза. — Не спи ради меня.
Ее маленькая рука слегка сжимает мою, и я оглядываюсь, обнаруживая, что ее глаза, красные и усталые, смотрят на меня.
— Я с тобой, — говорю ей. — Я всегда с тобой.
***
За несколько мгновений до того, как я попал в больницу, она снова теряет сознание, ее дыхание становится тревожно медленным и поверхностным.
— Ты не можешь меня бросить, — рычу я, осторожно вынимая ее из машины и заключая в свои объятия. — Я только что нашел тебя, leonessa, — мой рот опускается к ее волосам. — Пожалуйста, я только что нашел тебя.
Она не отвечает, но я не ожидаю этого
