— Ты хорошо рассказываешь, — сказала Джун. — Я люблю легенды. И сказки. В них люди в конце концов всегда счастливы, почти всегда. В жизни почему-то не так…
— Наверно, потому что в жизни люди чего-то не умеют или не знают, — ответил Мервин. Он хотел было добавить, что, когда вырастет, обязательно найдет или, наконец, сам выкует ключи человеческого счастья и отдаст их Джун.
А она отдаст их всем. Так он думал. И даже мысленно представил себе эти ключи — сверкающие, радужные. Но высказать свои мысли вслух не решился.
Джун встала. Ширин и Гюйс послушно ждали, когда им пристегнут поводки. Ветер усиливался. Он растрепал волосы Джун, чуть не сорвал с ее шеи красный платок.
— Твой автобус идет! — крикнул Мервин. Они едва успели добежать до остановки, как начался дождь. Крупные частые капли забарабанили по дощатому навесу.
— В субботу приду! — крикнула Джун, вскакивал в переднюю дверь подошедшего автобуса. Ширин шмыгнула за хозяйкой. Сквозь частые струи дождя Мервин с трудом разглядел, как шофер раздраженно говорил о чем-то Джун.
«Ругает за Ширин, — с беспокойством подумал мальчик. — Ничего, в такой ливень не выгонит…»
По улице уже мчались потоки мутной воды. Сверкнула близкая молния, другая, третья. Автобус, помедлил, словно раздумывал, стоит ли продолжать путь. Наконец тихонько тронулся с места, стремительно убыстряя ход, пересек мост и вскоре исчез за выступом нависшей над дорогой скалы. Гюйс дрожал, тихонько повизгивая. Мервин запрятал его за пазуху. До дома было рукой подать. Мальчик легко бежал, перепрыгивал через ручьи и лужи.
Как-то сама собой возникла, запелась шотландская песня про дождь, про солнце и про доброго малого Вилли…
3
Дылда Рикард затянулся сигаретой и лихо выпустил дым через нос. В его губах сигарета казалась естественной: он был всего лишь на год старше Мервина, а выглядел как двадцатилетний.
— Теперь ты, — хриплым голосом сказал он и сунул сигарету в рот Мервину. — Или боишься?
Мальчики стояли в темном углу мужской уборной колледжа. Уроки давно закончились. Было так тихо, что Мервин явственно слышал дыхание Рикарда и как из крана умывальника капала вода.
— Вижу, что боишься! — Дылда презрительно сплюнул, выругался.
— Ничего я не боюсь, — воскликнул с негодованием Мервин. Он сильно затянулся и тут же раскашлялся.
— Тише ты, куряка, — прошипел Рикард. — А еще говорил, что умеешь!
— Умел, — упрямо сказал Мервин, чувствуя, что краснеет. — Давно не курил…
— Может, ты еще и виски пил, — с издевкой продолжал Рикард, — и джином разбавлял? Или, чего доброго, девчонкам под юбку лазил? А? Ну чего молчишь, Мервин-Все-Знаю? Расскажи, не стесняйся, парень, как целуется твоя невеста из Карори? — Дылда захихикал.
Это было уж слишком. Мервин изо всей силы ударил кулаком по лицу
Дылды. Тот пошатнулся, побледнел.
— Ты — драться? — пробормотал он. — Из-за девчонки?!
Мервин молча, яростно обрушивал на Дылду удар за ударом. В классе Рикард слыл первым силачом. Но почетное это звание было завоевано им отнюдь не в честных кулачных боях на заднем дворе колледжа. Ореол непобедимости принесли Дылде рассказы о его силе самых худеньких, низкорослых и трусливых, которых он беспощадно избивал. Схватка же с Мервином была первая настоящая схватка в его жизни. Он испуганно отступал назад, прикрывая окровавленное лицо руками. Мервин уверенно теснил обидчика к кабинкам. Вдруг чья-то рука цепко схватила Мервина за ухо, и отлично поставленный баритон произнес нараспев:
— Мускульная разминка благородных интеллектуалов в перерыве между грамматическими баталиями и арифметическими турнирами. Не так ли, джентльмены?
Директор колледжа, желчный худощавый мужчина лет пятидесяти, насмешливо смотрел на мальчиков сквозь сильные стекла крупных очков. За весьма субъективное и одностороннее трактование принципов Песталоцци мало кто в колледже звал директора иначе как «Инквизитор».
Мервин скорчился — рука директора продолжала выкручивать ухо. Дылда злорадствовал лишь несколько секунд. Вторая рука Инквизитора дотянулась и до него.
— Должен заметить вам, почтенные джентльмены, — ласково тянул Инквизитор по мере того, как он и его безмолвные жертвы приближались к выходу из уборной, — нет на свете порока предосудительнее и греховнее, чем порок тайный. Он как невидимый сатана: зло вершит, а бороться с ним невозможно!..
Он сделал краткую передышку уже в коридоре. Однако пальцы его продолжали цепко держать уши мальчиков.
— Курение, пьянство и прелюбодеяние — три кита, на которых зиждется все зло мира. В колледже, руководимом мною, любой росток зла будет удаляться с корнем. Но прежде надо познать, что зло есть зло!
К этому времени все трое уже вошли в кабинет Инквизитора. Он отпустил мальчиков, приказал им сесть на маленький диван у окна и сам сел в свое кресло за столом. Минуты две-три Инквизитор рылся в ящиках стола, перекладывал с места на место какие-то папки, тетради, бумаги. Наконец достал изящную коробку, открыл ее, протянул мальчикам:
— Берите. Настоящая «Гавана».
Дылда и Мервин ошеломленно вертели в руках длинные сигары. Отчаянно горели уши. Мервину было и больно и стыдно. Угнетало ощущение унизительной беспомощности.
— Позвольте, джентльмены, помочь вам надрезать кончики ваших сигар, — пел баритон Инквизитора. — Вот так. Превосходно. Теперь закуривайте. — Он поднес зажженную спичку сначала одному, потом другому мальчику. Мервин попытался было уклониться, но Инквизитор чуть менее ласково произнес: — Будьте мужчинами, джентльмены. Не заставляйте меня прибегать к вульгарному мускульному насилию над капризным и хрупким аппаратом мышления. Та-ак. — Он зажег вторую спичку. — Теперь вдыхайте в себя ароматный дым во всю силу ваших легких. Вот так. И еще раз. Восхитительно!..
Инквизитор снял очки, придирчиво осмотрел с обеих сторон стекла, медленно протер их замшевой тряпочкой. Затем вновь водрузил очки на крупный, в красных склеротических прожилках нос и добродушно воскликнул.
— Пока вы упиваетесь сладостным дымом наркотика, я прочитаю вам в назидание отрывок из весьма любопытной книги британца Остина Митчелла «Жирный, сладкий, пьяный рай». Опус сей только что вышел в свет. А ведь всегда прелюбопытно, как тебя видят со стороны. Тем более с такой близкой нам, как Англия. Итак, джентльмены, Новая Зеландия глазами дотошного йоркширского остряка!
Инквизитор еще раз удостоверился в том, что мальчики курят сигары, откашлялся, начал читать вслух:
— «Наконец, в распоряжении новозеландца — для отдыха от дел насущных — великолепное лоно природы. И этого лона у него, пожалуй, больше, чем у кого бы то ни было другого на всем белом свете. На каждого жителя приходится целая пляжная миля и восемнадцать песчаных мух. Таким образом, переполненным считается такой участок морского побережья, на котором вы сможете обнаружить хотя бы одного человека. В Гонконге на одну милю шоссейных дорог приходится 243 автомобиля. В Новой Зеландии на каждые 243 ярда хайвеев приходится одна самодвижущаяся единица транспорта. Гор столько, что каждому активному скалолазу достается своя. Если в Великобритании плотность населения всего лишь 577 человек на квадратную милю, то здесь их целых 27. Каждый год из одного лишь озера Таупо вылавливается 500 тонн форели, а 100 тысяч горных оленей нахально играют в прятки с одиноко встречающимися охотниками. Я не завидую войскам противника, который вознамерился бы осуществить вторжение в Новую Зеландию. Все население страны спокойно и просто исчезло бы в горах. И началась бы такая партизанская война, что в течение нескольких дней были бы уничтожены, ну, скажем, все 100 миллионов солдат китайской Красной армии. Обширно-пустынное лоно обычно резервируется для отпусков…»
