— Куда пойдем?
За исключением мимолетного приступа головокружения, которое я почувствовала, когда приняла вертикальное положение на чем-то, кроме больничной койки, я чувствовала себя прекрасно. Даже свежо.
— Удиви меня.
— Ладно. Но я не могу отвезти тебя слишком далеко в таком виде, — его взгляд прошелся по моим больничным шортикам и футболке.
— Не хочу смущать тебя.
— Смущать меня? Ты шутишь? Парни вокруг будут меня поздравлять. Это не просто заполучить такую конфетку, чтобы ты пошла со мной.
Я скептически приподняла бровь.
Его самодовольная улыбка подтвердила, что с дамами у него нет проблем.
— Итак…— задумчиво протянул он. — О дорогом ресторане и речи быть не может. В кино бедным тупицам, сидящим пред тобой, будет слишком неудобно. А прогулка по пляжу означает, что ты должна ходить…
— Серьезно? Ты самый черствый человек, которого я когда-либо встречала, — я не могла решить, была ли я ошеломлена его черствым заявлением, или меня забавляло то, что у него хватило смелости сказать это.
Он усмехнулся.
— О, сочувствую. Я только указал на очевидное.
Я закатила глаза.
— Как насчет свежего воздуха?
Дрю широко ухмыльнулся, шагнул назад и выкатил меня из палаты, стараясь не задеть гипсом дверной косяк.
Все оборачивались, пока мы двигались по коридору. Некоторые медсестры улыбались. Некоторые удивленно наблюдали за нами, а некоторые даже махали. Кто может их винить? Меня катит на инвалидной коляске самый горячий парень в больнице.
Когда мы подъехали к лифту, Дрю развернул мое кресло и вкатил в лифт. Тогда я сообразила, что моя палата находится на пятом этаже.
— Ты тоже на этом этаже?
Он покачал головой, когда мы начали спускаться.
— Неа. Разжаловали из пентхауса.
— Благодаря мне?
— Благодаря тебе.
Двери лифта раскрылись на первом этаже. Дрю повез меня через переполненный холл, избегая главного входа, где снаружи толпилась группа репортеров с камерами.
— Что там происходит?
Дрю подкатил меня к раздвижным стеклянным дверям, самым дальним от главного входа.
— Понятия не имею.
Когда мы прошли через двери, я закрыла глаза, кожей впитывая тепло полуденного солнца, и вдохнула бодрящий свежий воздух, впервые за несколько дней избавляясь от стерильного больничного запаха.
Открыв глаза, я увидела, что здание больницы окружено в буквальном смысле оазисом. Цветочные клумбы повсюду. Деревянные скамейки в тени под цветущими вишневыми деревьями. Кирпичные пешеходные дорожки по периметру свежескошенной лужайки.
Дрю покатил меня по дорожке, медленно двигаясь по территории.
— Тебе разрешено находиться здесь в твоем состоянии?
— Ты говоришь так, словно я должен быть в пузыре, — ответил он беспечно, но мне стало интересно, что в его голове на самом деле.
— А должен ли?
— Нет, — рассмеялся он.
Ничего не прояснилось, но я не отстану.
— Как тест? Что-нибудь нашли?
Он маневрировал, объезжая выступающие кирпичи.
— Неа.
— Тебе больно?
— Не в традиционном смысле этого слова.
Я отступила и попыталась унять гнев, но мне действительно хотелось узнать о нем, а Дрю такой изворотливый.
— Ты не сказал мне, откуда ты.
— Ты не спрашивала.
— Серьезно? Мы что играем в «двадцать вопросов»?
Он подавил смешок.
— Недалеко от Роли. (Примеч. Роли — город в США, штат Северная Каролина). А ты?
До аварии я планировала путешествовать повсюду, где будут проходить Олимпийские игры. Теперь это невозможно.
— Прямо отсюда, из Уилмингтона.
— Да? У моих родителей здесь дом на пляже.
— Странно. Никогда тебя не видела.
Дрю был позади меня, но я точно могла сказать, что он пожал своими широкими плечами.
— Обычно летом я занят. И не особо люблю пляж. Не пойми меня неправильно, мне нравятся девочки в бикини, но проводить время с семьей — не настолько.
— Так плохо?
— Хуже.
Мы миновали маленькую девочку с родителями, играющую с мячом на траве. Ее мама была одета в больничный халат и улыбалась, явно желая быть дома со своей семьей.
— Я слышал, ты говорила о своих родителях, — сказал Дрю позади меня, — звучало… занятно.
— Это единственный способ описать их.
— Так значит, киты? — весело спросил он.
Я кивнула.
— Не смогу изменить их, даже если захочу.
— Значит, в тебе нет всей этой чепухи?
Я посмотрела через плечо. Дрю смотрел вперед.
— Какой чепухи?
Он опустил взгляд вниз. На длительный момент наши взгляды встретились, прежде чем он заговорил.
— Спасение мира.
Я отрицательно покачала головой. Я была слишком поглощена стремлением попасть на Олимпийские игры, чтобы спасать мир. Теперь мне просто нужно спасти себя.
— Ты еще учишься? — спросил он, беря на себя инициативу в нашей игре в «двадцать вопросов».
Я повернулась, наслаждаясь окружающей красотой.
— Должна окончить УСК в следующем месяце. (Примеч. University of North Carolina — Университет Северной Каролины).
— Нихрена себе, — сказал он, словно это была самая интересная новость, которую он услышал за долгое время. — А я выпускаюсь из Дьюка. (Примеч. Университет Дьюка — частный исследовательский университет, расположенный в городе Дарем, Северная Каролина, США).
— Дьюк? Впечатляет.
— Не совсем. Они использовали меня из-за моей руки. Я использовал их для своего имени.
— Твоей руки?
— Футбол, — пояснил он. — Я квотербек. (Примеч. позиция игрока команды нападения в американском и канадском футболе).
Конечно. Спортивный драйв. Вот что я увидела в его глазах. Такой же взгляд был и у меня последние восемь лет.
— Так значит, думаешь, что к тому времени будешь в состоянии подняться на сцену за дипломом? — спросил он.
Сбитая с толку его поспешной сменой темы, я нахмурилась.
— Понятия не имею, буду ли к тому времени хотя бы на костылях.
Дрю остановился рядом с уединенной скамейкой под вишневым деревом, покрытым красивыми бледно-розовыми цветками. Он сел рядом со мной и повернулся ко мне.
— Могу тебя поддержать.
Я взглянула на него, ожидая увидеть искры веселья в глубинах его зеленых глаз, но не обнаружила их. Он был серьезен.
— Ты едва знаешь меня.
— Ох, я знаю достаточно.
Я задумчиво прикусила губу, встревоженная тем, что он имеет в виду.
— Да?
— Да.
Продолжая изучать его поразительные черты лица, я задалась вопросом, что именно он знает.
Я махнула рукой.
— Итак. Просвети меня.
