С недавних пор Геннадий возомнил себя крутым финансистом, соображающим, как успешно играть на бирже. Людмиле давно хотелось сказать, что с церковно-приходским ПТУ, ему надо бы продолжать крутить гайки в автосервисе и не соваться в высшие сферы, да обижать не хотелось. Жизненный опыт подсказывал, что мужик нынче пошёл нежный, очень ранимый и такого унижения перенести бы не смог. Вот и молчала…
Ночью Геннадию вздумалось заняться любовью, если это слово возможно применить к данному действу. Он, почему-то был уверен, что своей неотразимостью в постели, может добиться от Людмилы всего, чего захочет, она его не разубеждала, пускай порадуется. А сегодня, вдруг, брезгливо оттолкнула пузатую фигуру, а потом, взяв подушку, ушла в другую комнату на диван…
Не спалось… Антонов, всё-таки, вмешался в с трудом налаженную жизнь! И испортил её! Как теперь жить? Что делать с Геннадием? Да, она сама, где-то в глубине души понимала, что этот селюк, приехавший хрен знает, из какого закобякина, просто удобно пристроился. Но, что поделаешь, если с любовью всей жизни не задалось, не одной же вековать? Пока не объявился этот Чёрный ловелас, такой умный, красивый и идеальный, на ущербность Геннадия можно было закрывать глаза, утешая себя тем, что другие не лучше, но теперь, этот номер не проходил… Да ещё и ввязываться в заведомо кабальный кредит, от которого кроме досады ждать нечего, тоже не хотелось, тем более, рисковать подаренной родителями квартирой…
…Заснула под утро… Снился Марк Антоний, в своём пурпурном плаще победителя он ехал в золотой колеснице, от витых стенок которой мириадами бликов отражались солнечные лучи, одной рукой великий полководец держал вожжи коней, а в другой, кубок с вином, украшенный драгоценными камнями. Он провозгласил тост:
– Во славу и здравие моей Госпожи! – и выпил его залпом. Красное, как кровь вино, сочилось по краям его рта и, собираясь на подбородке, капало прямо на белую тунику…
На этом Людмила проснулась и, вспоминая сон, долго гадала, к чему бы это всё ей привиделось?..
Потом, наступил обычный рабочий день. Пациенты мелькали один за одним. Бабули с жалобами на давление, сердце, запоры, поносы, соседей, неблагодарных детей и внуков. Любители больничных, за версту воняющие перегаром и всякой дрянью, которой они его безуспешно пытались перебить. Замученные тяжёлой судьбиной тётки, запустившие себя до такого состояния, что осталось только в гроб, а им бы просто, выспаться хоть пару дней, так ведь не дадут, всё равно… Слава Богу, бесконечная смена подошла к концу. Рука врагов колоть устала, вернее, заполнять медицинские карты и рецепты. Хорошо хоть, Аннушка – медсестра у неё толковая, половина писанины на ней, да и разговоры со словоохотливыми старушками исправно на себя берёт. Но и она притомилась уже, зима на носу, высокий сезон, что называется, народ ещё затемно очереди за талончиками занимает, все страждут…
– Людмила Николаевна, я пойду? – спросила Анна, когда за последним пациентом закрылась дверь.
– Да, Анюта, конечно, беги, я сейчас последнюю карту допишу и тоже домой…
В это время зазвонил телефон, Анна взяла трубку, послушав пару секунд, передала её Людмиле, скорчив недовольную мину:
– Это Вас, регистратура!
– Алло, Людмилочка Николаевна, миленькая, пожалуйста, примите ещё одного, последний, помрёт сейчас прямо здесь, говорит, с сердцем плохо! А все уже ушли!
– Ну, хорошо, пусть ползёт, приму, – досадливо морщась, разрешила Людмила.
– Вот, спасибо, сейчас статистический талон выпишем, и сразу к Вам!
Анна вопросительно глядела на доктора, застёгивая тем временем пальто.
– Иди, иди, справлюсь…
На выходе из кабинета медсестра столкнулась с модным молодым мужчиной, в руках у которого красовалась шикарная орхидея.
– Гражданин, Вы куда? – строго спросила она, выталкивая собой, пытавшегося войти, мужчину, – сейчас сюда сердечника приведут с приступом, а Вы ошиблись дверью!
– Милая девушка, я и есть сердечник, разве не видно? – бархатным баритоном почти, что пропел Антонов.
Людмила, оторвавшись от писанины, еле сдерживала смех, глядя на противоборство в дверях, а потом на недоумённый Аннин взгляд.
– Вот эта Ваша доктор разбила мне сердце, дополз из последних сил, – его прищуренные зелёные глаза так и сыпали из-под очков смешливыми искрами, а до Анны, наконец-то, начало доходить, кто есть, кто.
– Анют, пусти сердечника, пока его инфаркт не тяпнул! – рассмеялась Людмила, – сейчас я его вылечу, – и показала хитрецу кулак.
Сердце Людмилы радовалось и пело, она сама не знала, почему… Всё вернулось на десять лет тому назад: опять адреналин ударил в кровь, буря эмоций разрывала грудь, Антонов умел пощекотать ей нервы…
– Ну, так я пойду, Людмила Николаевна? – уточнила медсестра, уже не так спешащая по своим делам, когда тут в кабинете организовывалась очень любопытная сцена.
– Иди, Анюта, до завтра!..
Антонов быстро запер, за ушедшей, наконец-то, медсестрой дверь кабинета и, бросив орхидею прямо на медицинские карты, подлетел к вставшей со стула Людмиле. В следующее мгновение сгрёб её в охапку и принялся целовать, приговаривая:
– Люси, как же я соскучился по тебе, всю ночь не спал, всё время тропил!
– Скажи ещё, шар земной крутил своими руками, для ускорения!
– Крутил, крутил! Поехали в одно место? Я тебя ужином накормлю! Средиземноморская кухня, паста, креветки, всё, как ты любишь! – он так вопросительно жалобно на неё глядел, что она сразу решила согласиться, но из вредности, всё же надо было немного поломаться:
– Не могу, дома много дел…
– Сколько времени ты обычно добираешься до дома?
– Часа полтора, – прикинула она, – если с пересадкой, то может, час сорок…
– Вот и отлично! Час двадцать у нас есть, за пятнадцать минут я тебя домчу потом!
– Ну, хорошо, хорошо! Уговорил! Вот только цветок поставлю в вазу, и поедем!
Глава 8.
Он её привёз в какой-то супермодный ресторанчик, небольшой и уютный, Людмила оказалась здесь впервые. Честно говоря, она и не помнила, когда выходила в ресторан. В кафешке посидеть с подружками, было пределом её возможностей. Одета она была, конечно, не соответственно месту, но Антонов так искренне ею любовался, восторженно смотрел, как она уплетала пасту, втягивая в рот тонкие спагетти в сливочном соусе, что она ощущала себя принцессой…
Марк заказал бутылку какого-то дорогого вина, но сам только пригубил:
– За рулём, извини… Но вино неплохое, рекомендую…
– Зачем тогда взял бутылку, знаешь же, что мне столько не выпить! – возмущалась Людмила.
– Могу позволить широкий жест ради любимой женщины! – отшучивался он.
– Выпендрёжник! – а сама с удовольствием потягивала белое вино, Антонов явно хорошо помнил все её предпочтения.
После второго фужера, кавалер заказал чудесную штуку, от которой Людмила отказаться просто не могла: Камамбер, только что из печи. Официант снял ножом крышечку с сырной головки, за ножом потянулись нежные горячие нити расплавленного сыра, а изнутри ударили в нос ароматы чеснока, свежего розмарина и тимьяна. Рядом на большой плоской тарелке красовались дольки груши и дыни, вяленые томаты. В хлебной корзинке на льняной салфетке принесли нарезанную полосками, слегка подсушенную чиабатту. Каким же наслаждением было макать хрустящие длинные сухарики в мягкую сердцевину сыра!
– Ты, змей-искуситель, Маркуша! Знаешь, чем меня взять, – радостно выговаривала ему Людмила, а сама под сыр цедила уже четвёртый бокал вина…
За разговорами и вкусной едой она не заметила, как осушила всю бутылку в одиночку. Однако, Антонов, памятуя, что девушке пора домой, сам её поторопил. Забрать Людмилу к себе, и пускай хорёк поищет, куда пропала его почти жена, было проще простого, но Марк не хотел получить охапку гнева, после того, как барышня протрезвеет и разозлится на него. Поэтому, устроив её рядом собой на переднем сиденье, он вёз подругу к родным пенатам. Людмила, тем временем, разговорилась о том, какой мерзкий тип ждёт её дома и, что сейчас запоёт свою вчерашнюю песню про кредит.
