Потому что как бы досадно ей ни было, он-то прав…
Она жалуется на ограничения, которые выставляют для них отношения, но важны тут две вещи.
Во-первых, ещё полгода назад она могла максимум мечтать, что когда-то Данила просто на неё посмотрит. А теперь он — её сбывшаяся мечта.
Во-вторых… Это она сама себя ограничивает. А не он ограничивает её.
Напоследок привычно спрашивает, что там по Новому году.
Санта привычно же съезжает на «в процессе».
Его это «в процессе» злит. От скул к вискам гуляют волны, но Данила держится. Целует, гладит по щеке, в глаза смотрит…
Своими как бы говорит: «как же я так вляпался в тебя, малыш…».
А у Санты сердце сжимается от жалости и благодарности, что вляпался. И счастья из-за того, насколько сильно…
Первым делом, попав в университет, она идет на кафедру и просит выписать её с Черновского предмета. На вопрос методистки: «зачем?», врет предложенное Данилой: «перебрала кредиты [2], боюсь, не успею. Да и я ведь работаю у Данилы Андреевича, постараюсь научиться там…».
Лгать постороннему человеку было не стыдно и не сложно. Методистка покачала головой, но достала списки из папки, вычеркнула фамилию Щетинская. Пообещала, что в деканат передаст, и Даниле Андреевичу тоже…
Только Санта — раньше.
Написала сразу, как устроилась на одном из задних рядов уже на лекции.
«Я выписалась, Дань. И я очень тебя люблю. Извини за глупости».
Просто печатая, Санта чувствовала, как в грудной клетке жжет. Она просила прощение за всё. Хотела, чтобы он это понял. В ответ же получила:
«:-)».
Заставившее выдохнуть тяжело, а потом силой принуждать себя вслушаться в то, о чем рассказывает лектор. Тоже хороший, кстати. Которому, в отличие от Чернова, ей совсем скоро придется сдавать экзамен.
В Веритас Санта попала только после обеда.
Встреч с Данилой не искала. У самой было слишком много работы. У него — тем более.
Привычным было то, что они могут до позднего вечера не знать, проведут ли хотя бы пару часов вместе.
У Санты почти сразу появились ключи от Даниной квартиры. Она часто приезжала в ещё пустую раньше хозяина. Иногда, даже зная, что его не будет (в командировке по стране или заграницей), всё равно ехала к нему, а не к себе. Спала на его постели, легче переживала разлуку.
Мужской нательный крестик, который когда-то по своей трусливой привычке припрятала, чтобы иметь повод позвать его к себе, так и не вернула, пусть и понятно давно, что повод им не нужен.
И сама не объяснила бы, почему, а Данила перестал о нём спрашивать. Принимал со всеми странностями. Ничего не жалел. Лучший в мире мужчина.
— Мне тоже сделаешь…
То ли просьбу, то ли приказ Санта «поймала» спиной, когда стояла на кухне у кофейного аппарата.
Оглянулась, скользя по обратившейся спокойным взглядом. Потом бровь подвздернула, чем вызвала ответную, слегка ядовитую, улыбку. За которой последовало:
— Пожалуйста…
Именно то, что Санта хотела услышать. Кивнула, снова поворачиваясь к аппарату. Достала чашку, которую собиралась взять себе, протянула Альбине.
Дальше — снова на полку за зернами, оттуда же новую чашку…
В то время, как Примерова подсыпает себе сахара, достает из холодильника сливки.
Они не стали закадычными подругами. Наверное, никогда и не станут. По-разному мыслят. К разному стремятся. Но как-то так получилось, что нашли повод и научились друг друга понимать.
Данила не собирался предлагать Але вернуться. Уж тем более, по-прежнему не собирался нормализовать их отношения. Как с досадой признавалась сама Альбина — это суть Данилы. Он может простить всё, но не предательство. Он не рубит сгоряча, но если вычеркивает — то раз и навсегда.
Её он решил вычеркнуть. Как друга. Но в Веритас вернуться позволил.
В этом поучаствовала Санта. А ещё — случай. В конце лета, благодаря победе Данилы в важном процессе, большая строительная компания — ССК — заключила с ними договор о судебном представительстве в хозяйственных спорах. Документы в Веритас привозили коробками. Грядущие объемы работы впечатляли. Увеличения штата было неизбежным.
И Санта с Алей этим воспользовались.
Сама Альбина о поддержке не просила. Она продолжала искать работу, отказывая тем, с кем взаимодействовать не хотела. Но доступные ей варианты — это не Лекса. И не Веритас. Крупняк её не хантил. Мелкотня не заводила. Идти в индивидуальную практику — сложно.
Понимающая всё это Санта начала точить камень…
В первую очередь не ради женщины, а ради двух Дань.
Ведь Даниилу тоже важно, чтобы его мать была довольна. А Даниле, как бы ни дистанцировался, важно, чтобы у его любимой дуры-Али всё было хорошо.
Поначалу он даже обсуждать возвращение Примеровой не хотел. Но Санта училась. Ловить настроение. Подбирать слова. Сеять зерна, которые могут прорасти.
Итогом была довольна. Альбина снова в Веритасе. Уже не курирует саму Санту, но берет на себя достаточный объем работы, чтобы у Данилы было чуть больше свободного времени и чуть легче на душе.
На каких условиях Чернов её вернул, Санта не знала и знать не хотела. Но изменения отношения Альбины к ней, да и не только, казались очевидными.
Когда-то Аля усиленно сбивала спесь с Санты, а сбила вроде как с себя… И самой же полегчало.
* * *
Альбина прижалась бедром к столешнице, делала мелкие глотки из чашки и параллельно следила, как Санта наполняет свою.
Санту больше не раздражало присутствие рядом Примеровой. Даже не страшно было, что именно она в курсе их с Черновым романа. В том, что умрет под пытками, но лишнего не скажет, сомнений ни у кого не было. Максимум — может подколоть. И то не зло.
Ей сложно выдавить искреннюю благодарность из себя, но она ценит шаг, который сделала Санта. Признание хотя бы одной Щетинской своего ребенка — это для Альбины поступок. Внимание к нему — трогающий подарок.
И пусть Данила часто говорит, что Санта — его свет. Самой Санте иногда кажется, что свет она включила Але. И тут нечем гордиться, на самом деле. Просто горько, что когда-то человек с такой же фамилией его так больно выключил.
— Я чем-то помочь могу?
Ощущая на себе адресное внимание, Санта спросила, повернув голову. В ответ получила кривоватую улыбку и стервозно-озорной взгляд. В своей голове Альбина сейчас что-то съязвила, но сдержалась, не озвучив. А даже если ляпнула бы — уже не обидела.
— В Барсу собрались?
Вопреки уверенности Санты, что выбить её из колеи — сложно, Аля — как всегда…
Спрашивает тихо, с многозначительной улыбкой, а у Санты ускоряется сердце и краснеют щеки. Потому что она не хочет с Альбиной такое обсуждать. Она даже с Данилой обсуждать это не хочет.
— В планах хоть без «сувениров» или прямо во все тяжкие?
Санта игнорирует, сильнее краснея, Альбина чуть приближается. Смотрит, склонив голову, смущает…
— Когда увольняешься, Сант? До Нового года или после?
И снова в ответ на вопрос — игнор. Но сердце Санты опять вскачь, а взгляд Альбине она дарит такой, что и поджечь может.
Некоторые бессловесные посылы Санты разобрать способен не только Данила. Аля тоже должна бы прочесть в глазах: «тему закрыли», но почему-то её это не тормозит.
— Откуда ты всё знаешь?
Санта спрашивает тихо, Альбина пожимает плечами. Вероятно, собирается ещё немного поинтриговать, но решает, что бессмысленно…
— К Чернову заходила. Он разговаривал с турагентом, как я поняла…
— А вдруг не со мной летит, и ты только что его знатно подставила? — Санта задала вопрос из вредности. Просто, чтобы плохо было не только ей. Но Альбину таким с толку не собьешь. Она улыбается и медленно переводит голову из стороны в сторону. Потом скользит по Санте взглядом. Мол, ты, конечно, не в моем вкусе, но…
— Боюсь, без тебя он уже вряд ли куда-то полетит…
И вроде бы Санте радоваться, а сердце сжимается.
