позаботиться.
— Никто не знает, как защитить себя от дьявола.
Дьявола?
— А теперь вставай, — он поморщился и потер колено. — Мне слишком нравится жить, чтобы прятать тебя.
— Я еще не могу улететь, — настаивала я, поднимаясь на ноги. — Я не знаю, почему вы думаете, что я здесь незаконно, но обещаю, что у меня при себе документы.
Я знала, что Россия немного средневековая, но, Боже, неужели они действительно казнили людей за такую маленькую провинность, как укрывательство безобидной девушки?
— Тьфу. Я говорю не о правительстве, девочка, а о дьяволе.
Я уставилась на него, понимая, что, возможно, разговариваю с сумасшедшим.
— Я агностик, — тупо ответила я.
Он покачал головой и пробормотал что-то неразборчивое.
Мой взгляд наткнулся на Веру, которая стояла в дверях и смотрела на меня так, словно я была предметом мебели, который только что сдвинулся с места.
Они оба сумасшедшие.
Она уронила фартук, который сжимала в руках, и вновь исчезла. Наверное, чтобы найти самый острый нож мясника.
— Почему ваша жена боится меня только потому, что я похожа на свою маму?
Он посмотрел на меня так, будто это я была странной.
— Ты не просто похожа на свою мать. — Подойдя к камину, он опустил белую простыню, закрывавшую висевший над ним портрет. — Девочка, ты могла бы быть ею.
Женщина на фотографии застыла во времени, прислонившись к роялю. Она, должно быть, была сделана десятилетия назад, но могла бы быть мной, стоящей здесь сегодня. Длинные светлые волосы, миндалевидные глаза, высокая и элегантная фигура и алебастровая кожа, которая никогда полностью не загорала.
Сходство было настолько поразительным, что у меня по рукам побежали мурашки. Она была похожа на меня, но я не знала о ней самых простых вещей. Я смотрела на портрет, пока жжение в сердце и в глубине глаз не исчезло.
— Она была великолепной, скажу я тебе, — он потер подбородок. — Но такая красота это благословение и проклятие… — его глаза остановились на моих, что-то тяжелое и смиренное заполнило их. — Это красота всегда попадает не в те руки.
Дурное предчувствие пробежало у меня по спине. Мое яркое воображение нарисовало сцену в голове: я брыкаюсь и кричу, в то время как дьявол несет меня в ад.
Я проглотила комок в горле.
Мне показалось странным, что они держат портрет моей матери на стене, но закрывают ее простыней, как в начале слишком многих фильмов о доме с привидениями. Хотя, возможно, Вера просто не любила вытирать пыль.
— Когда ее не стало? — спросила я.
— Вскоре после твоего рождения, если я правильно помню. Она заболела и не могла выздороветь. Это был ее дом. Твой отец не мог с ним расстаться, поэтому мы с Верой хорошо заботимся о нем.
— Мой папа не жил с ней?
Он покаянно поджал губы.
— Нет, девочка, твой отец был женат.
Вот оно что. Тайная семья.
Или, возможно, я была секретом.
Возможно, поэтому он сказал людям, что я умерла? Чтобы он мог спокойно жить здесь, не мешая мне?
В конце концов, я поняла, что это неправда. Папа проводил здесь больше праздников, чем отсутствовал — по крайней мере до этого года.
Но зная, что он скрывает от меня нечто подобное, что у меня могут быть братья и сестры и другие родственники, которых я никогда не встречала… боль ударила меня в грудь так сильно, что пришлось сосредоточиться на чем-то другом, иначе я не смогла бы дышать. Я заставила себя снова взглянуть на портрет, отметив платье, которое должно было быть из восемнадцатого века.
— Почему она так одета?
Его брови поползли вверх.
— Ты не знаешь? Твоя мать была оперной певицей. Очень… любимой человеком при этом. Люди будут помнить ее, и именно поэтому тебе нужно вернуться домой.
Он схватил мою сумку и повел меня к двери.
— Я даже не успела выпить кофе, — запротестовала я.
— Тебе не нужен кофе, тебе нужны секреты, которые я не могу раскрыть. Лети домой, где бы ни был твой дом, и не возвращайся.
— Вы не знаете, где я могу найти своего отца?
— Наверное в Сибири, — пробормотал он, открывая дверь и впуская холодный воздух.
Сибирь?
— С чего бы ему быть…
— Я не знаю ни его местонахождения, ни номера телефона в нынешние дни, иначе я бы уже предупредил его о твоём присутствии.
Он бросил мою сумку на крыльцо.
— Вы уверены, что я не могу остаться здесь?
— Мне нравится моя голова там, где она сейчас, на шее.
Я моргнула.
— Это значит «нет»? — он вытолкнул меня на холод. — Подождите, — выдохнула я, оборачиваясь. — Вы можете хотя бы вызвать мне такси?
Он нахмурился.
— Я мог бы также позвонить Дьяволу, чтобы он забрал тебя.
Я уставилась на него, думая, что мне, вероятно, следует воздержаться от питья воды здесь.
Он покачал головой.
— Лети домой, Мила.
Дверь снова захлопнулась у меня перед носом.
Когда замок встал на место, я задумалась, что случилось со старым добрым русским гостеприимством. Они даже не предложили мне поесть. Практически богохульство, чему я научилась, когда росла в Русской семье, особенно от пары, которая, казалось, была очень близка к их религиозной стороне.
С тяжестью папиной тайны, лежащей на моем сердце, и очевидным фактом, что мне здесь не рады, какая-то жалкая часть меня хотела послушаться и просто отправиться домой. Но если я сейчас вернусь…
Я буду думать.
Удивляться.
Продолжать существовать.
И я хотела пожить для разнообразия. Всего несколько дней.
Прежде чем причалы Майами засосали меня обратно в свою бесстрастную дыру. Прежде чем я выйду замуж за Картера Кингстона, рожу двух и пяти детей и утону в светских обедах, кардиганах телесного цвета и нитках жемчуга.
Железные ворота раскачивались взад и вперед на ледяном ветру.
Пища.
Звеня.
Пища.
Звеня.
Я перекинула сумку через плечо, засунула онемевшие руки в карманы и зашагала в надежде найти хоть какой-нибудь транспорт. Было так холодно, что я села бы в такси, даже если бы за рулем сидел сам дьявол.
Смена часовых поясов и недостаток сна давили на мои мышцы. В самолете я проспала не больше минуты, в основном потому, что два ужаса, сидевшие рядом со мной, были маленькими версиями кролика энерджайзера.
Выудив из кармана телефон, я включила его впервые с тех пор, как приземлилась в Москве, и обнаружила тринадцать пропущенных звонков и пять голосовых сообщений от Ивана.
Кто-то слишком драматичен.
Я прочитала сообщения, которые получила от пары друзей
