Она посмотрела в его глаза, мерцающие в темноте.
– Привет.
– Ты в порядке?
– Все замечательно… Даже лучше, чем замечательно. – Ее голос был нежным.
– Ты не жалеешь? Мы немножко отклонились, сама понимаешь.
– Я знаю, но не жалею ни одной минуты.
– Так, а что дальше? – спросил он.
– Поговорим?
Он вздохнул, потом поцеловал ее в кончик носа.
– Интервью в постели?
– Я возьму его там, где смогу получить.
– Хорошо.
– Тогда прямо сейчас, да?
– Прямо сейчас, – он говорил, слегка растягивая слова, – я должен тебе сказать, что ты получишь меня там, где захочешь. – Он взял ее руку и положил себе на грудь.
– Опять? – Затаив дыхание, она убрала руку.
– Это ты виновата, – поддразнил он.
– Расскажи о себе, – попросила она. – Каким было твое детство?
– Одиноким. И воинственным. Мне кажется, я все время злился. Печально, но я не знаю, почему испытывал именно это чувство.
– Вероятно, из-за отношений с родителями.
– Скорее всего. Вряд ли стоит говорить об этом, но если бы не дедушка, я был бы куском дерьма без руля и ветрил. – Янси нахмурился. – Но, черт, я выжил и жив до сих пор!
– А твой брак? – спросила она с нажимом, поскольку вступила на зыбкую почву. Она ожидала, что Янси огрызнется в ответ.
Он вздохнул и долго смотрел в потолок. Она уже начала сомневаться, ответит ли он вообще. Но он вдруг сказал:
– Это была общая ошибка. Моя жена была честолюбивой, жадной и эгоистичной. Но тогда и я был таким же.
«Ты до сих пор такой», – едва не вырвалось у Даны. Хотя они и стали любовниками, она не заблуждалась на его счет, просто увидела с другой стороны.
Она пробовала не думать о том сексуальном марафоне, которым они только что занимались, но ничего не могла с собой поделать. Внезапно ее разум начал корчиться в агонии. Он обнаружил тайный код ее тела и воспользовался им, чтобы отпереть ее чувства, и это оказалось так легко.
– Поэтому наш брак оказался неудачным, – сказал Янси, прерывая ход ее мыслей.
– И… ты начал пить?
Она почувствовала, как он напрягся.
– Откуда тебе это известно?
– Интуиция подсказала. И судебный иск.
– Черт возьми, Дана, смерть младенца произошла не из-за моей ошибки! В тот вечер я не пил. Я говорил тебе, что не пью уже несколько лет.
– Ты не знаешь, кому выгодно, чтобы проект больницы провалился?
Он с удивлением посмотрел на нее.
– Почему ты спрашиваешь?
– Да меня кое-что беспокоит в судебном иске.
– Ты хочешь сказать, что кто-то намеренно пытается меня утопить, чтобы сорвать план строительства больницы? – Он покачал головой. – Ерунда.
– Я не утверждаю, я только интересуюсь, возможно ли это.
Они немного помолчали, потом Янси спросил:
– Ты думаешь, я действительно виновен в халатности?
– Нет.
– А деньги фонда? Ты думаешь, я их взял?
– Нет.
– Спасибо, – пробормотал он, испытывая явную неловкость от необходимости задать этот вопрос.
– Но я возвращаюсь к своему вопросу: кому выгодно завалить тебя?
– Ты чего-то недоговариваешь.
– Да нет же, – солгала она. Сейчас не самое подходящее время и место, чтобы подложить бомбу – то, что она выяснила у Руни насчет земли. Когда Янси узнает, он взорвется. Она не хотела оказаться рядом. Она не собиралась портить необыкновенное свидание, которое – она была уверена – никогда больше не повторится.
– Даю слово, что я разнесу в пух и прах этот судебный иск и докопаюсь до истины насчет денег.
– Раз уж речь зашла о деньгах, – осторожно начала она, – скажи, ты, наверное, думал, что Шелби Тримейн с его миллионами их просто пожертвует?
– Никоим образом. Чем больше человек имеет, тем больше хочет.
– Это плохо.
– Знаешь, меня утомил разговор. – Его голос стал хриплым.
Дана замерла.
– Почему это?
– У меня на уме другое.
– Что же?
– Иди сюда и сама узнаешь, – прошептал он, привлекая ее к себе.
Через несколько часов его рука скользнула между ее ног и начала исследование, чрезвычайно мягко.
– Ты проснулась?
– Почти.
– Тебе больно?
– Немного.
– Мне жаль, не стоило заниматься с тобой любовью во второй раз.
Дана усмехнулась.
– А как насчет третьего и четвертого?
– О’кей, ты права. Я жадный ублюдок.
– Перестань извиняться. Я уже сказала, что я ни о чем не жалею, и хочу, чтобы и ты не жалел.
Он держал руку между ее ног, греясь в тепле, которое он чувствовал там.
– В первый раз, на кухне, мне показалось, что я занимаюсь любовью с девственницей, а не с женщиной, которая уже была беременной.
Дана замолчала и сосредоточенно уставилась в потолок.
Он оперся на локоть, наклонился к ней и, взяв за подбородок, повернул к себе. Ее глаза были полны слез.
– Не надо плакать.
Она всхлипнула.
– Все в порядке. Если говорить об удовольствии от занятий любовью, я девственница.
– Не хочешь рассказать, как это случилось?
– Нет, – сказала она, вздрогнув.
– Я тоже не хотел довериться тебе. У каждого свой скелет в шкафу. Но я сделал это. Время тайн прошло. Того, что случилось между нами, уже не отменить. Я хочу не только твое тело, но и твой разум.
Господи, а ведь он говорит правду! Занимаясь с ней любовью, он подписывает себе смертный приговор. А что, если он больше никогда не увидит ее?
– Это… это очень больно, – прошептала она, с трудом справляясь с волнением.
Он видел ее лицо, на котором читалась боль, от чего оно становилось невероятно трогательным. Его сердце рвалось на части. Он молча наклонился и поцеловал ее сосок.
Она погрузила пальцы в густые волосы у него на груди.
– Я люблю, когда ты целуешь меня там. Все тело отзывается сразу же.
– И я люблю целовать тебя там. Я люблю целовать тебя всю, везде. – Он поднял голову. – Но продолжай. Я не хочу отвлекать тебя.
– Это настолько ужасно…
– Для меня это не новость.
– Ты думаешь, твое детство было горьким? Ты не представляешь, каким было мое! Я жила в аду.
– С родителями?
Ее лицо осталось серьезным.
– У меня не было семьи. Отец сбежал до моего рождения, по крайней мере так рассказывала мать.
– Было очень плохо?
– Да. – Ее голос дрогнул. – Потому что он оставил меня с ней. – Слезы потекли у нее по щекам.
– Ш-ш-ш, не плачь.
– Моя мать была самая настоящая шлюха, у нее были дружки, череда, один сменял другого.
– Но они не приставали к тебе, верно?
– Не верно.
– Что случилось? – Его голос помертвел. Он не хотел знать, но чувствовал, что должен.
– Один из ее дружков изнасиловал меня.
– О Боже! И что сделала твоя мать?
– Сказала, что я сама виновата.
