— Что вдруг? Неужели сама захотела? — ухмыляюсь. Мне бы о делах беспокоиться, которых невпроворот, меня, в конце концов, могут осудить, но плевать, я думаю только о девочке. Мне сожрать ее нужно, чтобы насытиться, чтобы понимать, что рядом, что моя, а уже потом решать дела.
— Нет, я сам настоял. Вчера вечером был инцидент…
Леван впервые мямлит передо мной, хотя знает, что я этого не выношу.
— Какой на хрен инцидент? — голос грубеет, внутри зарождается что-то очень нехорошее, дыхание спирает. Девочка была в безопасности, я устранил всех, кто мог причинить ей вред. — Кто посмел?!
— Зэк, — четко отвечает Леван.
— Саня? Подробнее. Я же отправил этого шакаленка шестерить на склад!
Слишком заносчивый сучонок стал. Силу почувствовал, глаза шакальи, вот я и отдалил его от себя.
— Он пытался ее изнасиловать, — выдает Леван.
— Пытался? — во мне что-то перемыкает. Из адекватного человека я превращаюсь в животное. Нутро берет свое. Никто не смеет трогать мою женщину. Никто не имеет права даже посмотреть на нее.
— Не успел, но немного покалечил – Ася отчаянно сопротивлялась.
Закрываю глаза, глубоко вдыхаю, потому что мне хочется убить Левана за то, что не уследил. Мышцы каменеют. Кулаки сжимаются до хруста в костяшках. Стискиваю стаканчик с недопитым кофе, выплёскивая напиток.
— Саня в подвале, я поломал ему пару ребер, остальное оставил тебе.
Еще глубокий вдох. Кислород, словно серная кислота, обжигает легкие. Открываю окно, вышвыривая стакан. Резко разворачиваюсь к Левану, хватаю его за грудки и дергаю на себя. Оскаливаюсь. Не сопротивляется. И правильно делает.
— Я перережу тебе глотку, — сквозь зубы проговариваю я. — Надо объяснять почему?
— Нет, — четко отвечает он. — Моя вина. Бдительность потерял. Думал, внешних угроз нет для нее. Оставил без наблюдения на пару часов.
— Хорошо, что ты понимаешь, что ответственность на тебе, — отталкиваю его от себя. — Домой!
Откидываюсь на сиденье, прикрываю глаза, пытаясь хоть немного подавить в себе дикое животное, которое хочет рвать глотки зубами. По большей части я холоден, расчетлив и циничен. Но когда дело касается чего-то личного, мне сносит все планки, и я превращаюсь в конченого психопата.
Машина тормозит возле входа в дом. Выхожу, поднимаю голову на окна комнаты Аси, мороз по коже прокатывается. Сегодня мой зверь напьётся шакальей крови.
Прохожу в дом, скидывая на ходу куртку. Выгляжу не очень. Вымотанный, обросший, провонял камерой и табаком. Нельзя прикасаться к чистой девочке грязным. Но желание ее увидеть сильнее. Залетаю наверх, медлю возле ее двери, пытаясь не напугать и вернуть себе вменяемость.
Тихо открываю дверь, прохожу. Спит моя сладкая девочка. Волосы раскиданы по подушке. Опухшие и разбитые губы трогательно подрагивают. Ссадина на щеке. Стискиваю зубы. Склоняюсь над ней, упираясь рукой в спинку кровати. Рассматриваю. Хреново мне. Моя вина. Дал ей свободу, позволил погулять, подумать, создал для всех иллюзию непринадлежности мне. И шакалы накинулись. В моем мире так нельзя. Не отпущу больше. Все, сладкая, нагулялась, надышалась, хватит. Нутро горит, выворачивает от ярости. Мне бы не смотреть на нее до того, как я навещу насильника. Но…
Тяну руку к ее губам и аккуратно, почти невесомо касаюсь. Девочка просыпается, распахивая свои невыносимо зеленые глаза, и смотрит так открыто, искренне. Молчим. Нет, диалог идет. Молчаливый, но очень громкий. Опускаю глаза на ее шею, ключицы, расстёгиваю пуговицы на ее пижаме, обнажая грудь. Там тоже синяки от пальцев падали. Уже трупа. Прохожусь кончиками пальцев по каждому синяку, запоминая каждую отметину. Ася по привычке закусывает губу и всхлипывает от боли. Возвращаюсь глазами к ее лицу, наклоняюсь, целую в краюшки губ, глубоко вдыхаю сладкий запах ее волос и отстраняюсь, выпрямляясь.
— Не уходи, полежи со мной, ты очень устал, — тихо просит она, и внутри все обрывается. Это моя женщина. Просыпается что-то очень жгучее и мощное, гораздо глубже, чем желание обладать. Меня пробивает настолько сильно, что я еле стою на ногах.
— Поспи еще, сладкая, я скоро вернусь, — хрипло отвечаю я и выхожу из комнаты.
Спускаюсь вниз, выхожу на улицу, не одеваясь, обхожу дом и спускаюсь на цокольный этаж. Охранник соскакивает с места и тянет мне руку, здороваюсь. Леван пьёт чай, что-то листая в планшете.
— Кастет, нож и ствол, — прошу я. Леван открывает шкаф, собирает то, что я прошу, и отдаёт мне. Кастет – на руку, нож – в карман, ствол сжимаю в руке. — Открывай.
Двери подвала открываются, свет зажигается. Саня резко садится на матрасе, который валяется на полу.
— Доброе утро. Ну как апартаменты? — ухмыляюсь, а в голосе лед. Осматриваюсь. Холодный подвал, бетонные стены. Старый пружинный матрас, ведро и стул. На полу бордовые пятна крови. Леван слукавил – помимо рёбер у этой падали сломан нос. Переносица распухла, не позволяя ему дышать, и он глотает воздух через рот. Смотрит на меня загнанными, испуганными глазами. — Неожиданная встреча, правда? — снова ухмыляюсь, беру стул, поворачиваю его спинкой и сажусь, складывая руки на спинку и сжимая ствол. — Думал, я уже не выйду, да?
— Барон, я не знал, что она тебе нужна. Думал, выкинул ты ее, как других телок, — начинает мямлить, оправдываясь.
— А, ну раз не знал – другое дело, — усмехаюсь. Только вот зэку невесело. Совсем не весело. Шакал бледнеет.
— Барон, бля, это мой косяк, я кровью его смою. В живых только оставь. Ты же знаешь, я за тебя… — закашливается, хватаясь за ребра.
— Сможешь. Кто сказал, что я тебя убью? Это слишком гуманно для такого шакала, как ты, — выплёвываю я. Веду стволом, обрисовывая его тело. — В детстве я хотел стать пластическим хирургом. Мечты сбываются. Сейчас подправлю твою внешность и на зону тебя отправлю. Позабочусь о том, чтобы там тебя весь срок насиловали без смазки. Сам вздернешься.
Встаю со стула, надеваю кастет и иду к падали. Мне хочется утопить его в крови.
— Барон, не надо, пожалуйста,
