сорвала сцену и просто уходишь? — Натан потянулся к ней.
Но она обошла его.
— Отлично. В добрый путь, шлюха, — злобно выплюнул Натан, и она услышала холодную ярость в его голосе.
Именно это и привлекало ее — то, что он никогда не превратится в чудовище, как ее отец. Какой же дурой она была.
Его голос повысился, не перешел на крик, но стал достаточно громким, чтобы быть услышанным во всей комнате.
— Теперь, когда я подумал об этом, могу поспорить, что ты в клубе не для того, чтобы играть, не так ли, профессор Бёрн? Эти люди — часть твоего исследования?
Она замерла. Как он узнал? О, нет, нет, нет.
Его глаза расширились, будто он был удивлен ее реакцией. Натан поддался вперед.
— Та работа, которую ты хотела сделать по БДСМ? Ты сообщила им, что изучаешь их как подопытных кроликов и планируешь разоблачить их в научном журнале, чтобы каждый мог прочитать о них?
Вся комната погрузилась в молчание. Люди повернулись к ней. Их взгляды буквально впивались в нее, как пираньи, отхватывая куски мяса с каждым вдохом.
Тишина длилась и длилась.
— Эбигейл, — позвал ее Ксавье. — Это правда?
Она попыталась продеть шнурок в отверстие бюстье, но ее пальцы онемели. Буквально тряслись.
— Посмотри на меня, — он не повысил голос, но сила, прозвучавшая в команде, заставила ее поднять голову, будто он дернул ее за волосы. — Ты изучала членов клуба?
Она кивнула. Но они не подопытные кролики, не для нее. Она одна из…
— Объяснись, — мышцы его челюсти были настолько напряженными, что слова выходили отрывистыми.
У нее пересохло во рту, чтобы она могла вымолвить хоть слово. Она никогда не умела говорить. Не в том случае, когда кто-то злился на нее. А она никогда прежде не видела никого настолько злого, как Ксавье. Ее внутренности словно сжались, ожидая криков, воплей и проклятий.
Она отвела взгляд, когда Логан сказал Натану:
— Твоя способность не замечать использование сабмиссивом стоп-слова, независимо от обстоятельств, лишает тебя шанса играть здесь, — он кивнул в сторону двери.
Натан отступил назад, бросил на нее неприязненный взгляд и ушел, сопровождаемый брюнеткой. Его шлюхой.
— Поговори со мной, Эбби, — Ксавье сделал паузу, и его голос стал холоднее: — Или мне стоит обращаться к тебе как к профессору Бёрн?
Она кивнула и попыталась вымолвить слова. Он должен понять. Она не могла говорить. Крики и проклятия заполнили ее голову, стуча по мозгам.
Он ждал, пока прошла минута. Две.
— Хорошо. Возможно, так будет лучше, — сказал он, наконец. — Я слишком зол, чтобы говорить с тобой сейчас, и, возможно, тебе нужно время подумать, — каждое его слово было размеренным, ровным и таким невероятно холодным.
Лед не мог защитить ее от слов, похожих на ножи.
— Утром я объясню тебе юридические последствия попыток опубликовать что-либо о клубе или его членах. Советую быть на месте.
Она бы никогда не назвала имен. Публикация должна помочь, а не навредить. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула. Не плакать. Не плакать. От тяжести его неодобрения у нее подкосились ноги.
Когда она подняла голову, то встретилась со стальными глазами Логана.
— Тебе здесь не рады. Оставайся в своей хижине, пока Ксавье не придет за тобой.
С ее губ не сорвалось ни звука. Она кивнула и сосредоточилась на том, чтобы пройти через комнату, ни на чем не задерживая глаз. Ни на ком. Ее пальто было наверху, но она не могла остановиться. Когда она дошла до прихожей, ее плечи затряслись от того, что она попыталась заглушить рыдания, рвущиеся из глубины ее души.
Она распахнула дверь и шагнула в холод.
Ксавье смотрел, как дверь домика закрывается за Эбби. Ее плечи дрожали, и осознание того, что она плачет, стало для него ударом под дых.
Он не мог ее жалеть. Она предала его, солгала ему, солгала своим друзьям и подвергла риску членов клуба.
И все же инстинкты побуждали его пойти за ней. Чтобы утешить ее.
Ни в коем случае. Он потер лицо, чувствуя, что за последние несколько минут постарел на десяток лет.
— Это было неожиданно.
Взгляд Логана тоже был устремлен на дверь.
— Да. Черт.
— Я бы на нее и не подумал, — сказал Саймон. Рона подошла, и он притянул ее к себе. Кажется, у нее больше характера.
Почти все присутствующие в комнате смотрели в их сторону. Шепотки начали прорастать, как сорняки.
— Я всегда думал об этом. Я сделал «Тёмные Небеса» приватным клубом, чтобы предотвратить подобные проблемы, — Ксавье сжал губы, когда гнев внутри него снова вспыхнул. Это могло уничтожить весь клуб. — Теперь я знаю, почему она всегда следила за другими сценами.
— Я тоже это заметил, — согласился Саймон.
— Вы дали ей шанс все объяснить? — лицо Роны было бледным. Беспокойным.
— Я спросил. Она не стала говорить, — Ксавье нахмурился. Большинство людей стали бы сыпать отговорками и оправдываться. Вместо этого она замкнулась в себе. Он замечал такую реакцию у нее и раньше.
Ксавье покачал головой. Чувство вины было написано на ее лице.
И все же ему трудно было поверить, что мягкосердечная саба могла намеренно причинить кому-либо боль. Не только своим друзьям, но и вообще кому бы то ни было. Он встретил взгляд Роны.
— Я дам ей еще один шанс объяснить все завтра, когда мы оба будем спокойнее.
— Хочешь выпить пива и все обсудить? — спросил Логан.
— Это было бы разумно, — лицо Саймона потемнело от беспокойства.
— Спасибо, нет. Мне нужно немного подумать.
Многочасовые размышления только усилили разочарование Ксавье. Хижина казалась слишком тесной для его размышлений, и он не мог уснуть. Когда рассвет озарил небо, он зашнуровал кроссовки. Перед разговором с Эбби ему нужно было выплеснуть свой гнев.
Морозный воздух прояснил голову, а лес сомкнулся вокруг него бездонной тишиной, которую никогда не прочувствует городской житель.
Начало тропы уходило так круто вверх, что ему пришлось карабкаться по ней, как по скале. Но как только он оказался на вершине, проложенная дорожка превратилась в серию пологих спусков. Его шаг удлинился, и он перешел на бег.
Когда первые лучи солнца пробились сквозь деревья, он вернулся к равномерному темпу бега, разогревая и расслабляя мышцы, затекшие с тех пор, как вечер превратился в катастрофу.
Он готов был поклясться, что Кудряшка не способна намеренно причинить боль. И все же она должна была знать, что человек может оказаться в опасности, социальной или профессиональной, если станет известно о его членстве в БДСМ-клубе. Еще более ужасным было
