— Не надо только обещать мне быть верным, просто будь. Слова ничего не значат, только поступки. И… когда я выйду отсюда, я собираюсь заняться тем, чтобы культивировать любовь к себе. Не к тебе, Витя, не к ребенку, а к себе. Только пожив отдельно, я поняла, насколько сильно растеряла то, что делало меня мной. Растворилась в тебе. Я хочу вернуть себе себя, понял?
— Понял, Мышка, — глажу ее щеки, стирая большими пальцами слезы, и улыбаюсь. — Ты только скажи, чем я могу тебе помочь в этом процессе.
— Не мешай и не изменяй. Больше я ничего не прошу.
— Хорошо, — выдыхаю и наконец целую жену. Нежно, ласково, едва касаясь своим ее языка. Сейчас глубокий поцелуй кажется кощунством, пошлятиной. А через эту нежность я передаю жене все, что чувствую к ней. — Я сделаю ради тебя все. И даже больше.
— Что там с делом Разгуляева? — спрашивает Ира, немного успокоившись, и мы присаживаемся на кровать, чтобы я, обнимая жену, мог рассказать ей обо всем. Смысла утаивать нет, она ведь в любой момент может позвонить Семенову и узнать подробности.
Я провожу с женой примерно полчаса, а потом срываюсь в прокуратуру, едва заставив себя отлепиться от Иры, чтобы закончить то, что мы начали. А уже следующим утром мне звонит Касим с известием, что мы можем забирать наших девочек.
Глава 38
Ирина
Внутри меня такая вибрация, что, кажется, стены квартиры Таймазова подрагивают. Час назад позвонил Витя и сказал собираться, потому что мы едем домой. После всего пережитого все то, что было до, кажется каким-то несущественным. Каким-то серым и туманным. Проснувшись сегодня от звонка, я присела на кровати и прикрыла глаза, пытаясь снова пережить ощущения, какие испытывала в дни, когда Витя был с другой женщиной, и поняла, что они притупились. Как будто эта часть меня занемела. Навсегда или на время, я пока не знаю, но эта передышка мне однозначно нужна.
С того самого момента, как узнала, что беременна и увидела слезы в глазах мужа, я решила, что буду бороться за свою семью. Правда, с условием, что Богомолов будет бороться вместе со мной. Если он решит вернуться к старому, я разведусь с ним, даже не задумываясь.
Момент, когда наши с Софьей мужчины появляются в здании, мы ощущаем каждым нервным окончанием, потому что обе подскакиваем с дивана, на котором до этого сидели.
— Чего вскочили? — журит нас Наталья Федоровна. — А-ну сели назад обе. Мужики должны напрягаться, чтобы заслужить ваши объятия, а вы им все на блюдечке. Софья!
Мы с Соней, как по команде, опускаемся назад на диван. Хотя почему “как”? Мы на самом деле подчиняемся команде ее бабушки. Мудрая женщина, надо сказать, но разве ж можно сидеть, когда все тело ходуном ходит от предвкушения встречи?
Едва мы видим, как охранник поднимается по лестнице, чтобы впустить в квартиру моего мужа с Макаром, мы снова вскакиваем, и уже не слышим увещеваний Натальи Федоровны.
Как только Витя замечает меня, срывается с места и, подхватив за талию, мчится к моей комнате. Я крепко прижимаюсь к нему и целую в шею.
— Скажи, что все закончилось, а то по телефону ты сообщил только, что забираешь меня.
— Все закончилось. Разгуляев со своим помощником за решеткой, второй помощник был убит при задержании.
— А остальные члены банды?
— Ими занимаются, не переживай.
Я шумно выдыхаю и улыбаюсь.
Витя заносит меня в комнату и осматривается.
— А сумка твоя где?
Мы собирались так быстро, что я успела только забросить в объемную дамскую сумку две пары нижнего белья, носки и зубную щетку с пастой.
— В гостиной.
— Тогда зачем мы тут? — Витя ставит меня на пол, но не выпускает из объятий.
— Ты мне скажи.
Он хмурится, а потом внезапно начинает улыбаться.
— Точно, вспомнил!
Наклоняется и целует меня. Жадно и порывисто, выражая этим поцелуем весь свой голод. Я не отстаю, цепляясь за него, как утопающий — за соломинку.
— Поехали домой, Мышка, — бормочет Витя, спускаясь своими жадными губами мне на скулу, а затем и на шею.
— Богомолов, повторюсь. Изменишь — больше меня не увидишь.
— Я помню твои угрозы. Вы с ребенком для меня самое главное в жизни.
Мы приезжаем домой после обеда, потому что Витя посчитал хорошей идеей именно сегодня посетить врача и встать на учет. Пять недель, развитие плода в норме, я отдала море крови на анализ, познакомилась с врачом, которая посмеивалась над тем, как муж вокруг меня суетился. Слава Богу, ему не пришло в голову идти со мной в смотровую, этот мог бы.
Потом мы направляемся во французское кафе, чтобы позавтракать, хотя дело уже ближе к обеду. Усаживаемся за столик и делаем заказ подошешдему официанту. А, как только он уходит, Богомолов разваливается в кресле и, взяв меня за руку, водит ею по своим губам, глядя то на меня, то на проходящих мимо людей.
— Я, наверное, поседел за эти сутки, — говорит он.
— Незаметно, — улыбаюсь, ероша его шевелюру, а потом провожу пальцами по отросшей щетине.
— Надо будет внимательнее посмотреть, пара волосков там точно появилась.
— Тебе не о чем волноваться. Я тебя и так люблю, а до остальных тебе не должно быть дела, — прожигаю его многозначительным взглядом, а Витя довольно улыбается.
— Это все, что мне нужно было знать, — подмигивает он.
Официант расставляет перед нами тарелки с едой, кофе для Вити и зеленый чай для меня. Беру его чашку и нюхаю напиток, улыбаясь.
— Заказать и тебе?
— Нет, — качаю головой. — Меня тошнит от вкуса, но запах я по-прежнему люблю.
Возвращаю чашку Вити на место, и мы приступаем к завтраку, болтая обо всяких мелочах. Строим планы о том, как сделаем ремонт в гостевой спальне, адаптировав ее под детскую, обсуждаем имена и много смеемся. А потом, взявшись за руки, идем на набережную гулять.
— Мышка, я тут хотел спросить… — начинает Витя, слегка сжимая мои пальцы. — Ты говорила о том, что перестала любить себя.
Воспоминания о том разговоре заставляют внутренности сжаться. Чувства все еще свежи, оказывается, а я думала, что они притупились в связи с последними событиями.
— А что спросить хотел? — подталкиваю Богомолова, когда он замолкает.
— Как ты собираешься вернуть любовь к себе? Что ты будешь для этого делать?
Я смотрю на него. На лице Вити отчетливо видно напряжение по крепко сжатым челюстям и внимательному взгляду, устремленному мне в глаза.
— Пока еще не знаю. Но ты же не расчитываешь, что все будет как раньше?
— Конечно, нет.
— Я не только об изменах, Витя. Обо всем. Мы оба изменились за это время, и моя беременность — это еще один повод для того, чтобы сосредоточиться на моей любви к себе. Я хочу спокойную беременность. Насладиться этим состоянием, о котором столько мечтала. Привести в этот мир здорового ребенка. И хочу, чтобы ты знал, — останавливаюсь, заставляя и мужа притормозить, — я сделаю для этого все, что потребуется. Если ты не готов подстраиваться под новые обстоятельства, лучше сразу скажи. Еще один второй шанс я не дам. В моей жизни появился еще кто-то значимый, кроме тебя, так что сделай выбор.
Витя подходит ближе и проводит пальцами по моей щеке, заглядывая в глаза.
— Мы можем родить десяток детей, но ты для меня все равно останешься самым главным человеком на планете. — А потом время замирает, когда наши взгляды сталкиваются, и вокруг становится тихо-тихо. — Я сделаю все ради вас с малышом, — тихо произносит Витя. — Прости меня, Мышка. Я буду работать над собой. Хочешь, найдем психолога или кто там такими вопросами занимается?
Я с улыбкой качаю головой.
— Не хочу психолога. Хочу по-новому посмотреть на себя.
— Скажи, чем я могу помочь?
— Просто не мешай, — отвечаю я, и Витя нежно касается моих губ своими.
Сейчас так легко поверить в то, что впереди нас ждут сказочные 8 месяцев, а дальше — жизнь, наполненная сахарной ватой. Но я прекрасно понимаю, что нам предстоит пройти еще не одну сложность и, возможно, в какой-то момент наши пути разойдутся. Я не хочу такого исхода, но принимаю факт, что так может быть.
