уходит на то, чтобы привыкнуть к свету.
— Пойдем в кабинет, — мягко шепчет Марк и осторожно подталкивает меня в сторону нужной двери.
Я не сопротивляюсь, только в голове прокручиваю предстоящий разговор. Окончательно прихожу к выводу, что пора поговорить.
Марк открывает дверь, толкает ее и пропускает меня вперед. Я переступаю порог, нахожу наощупь выключатель и включаю свет. Не глядя на парня, подхожу к стулу и сажусь. Позади слышится смешок и шаги. Марк огибает стол, с шумом усаживается на кресло прямо напротив меня.
— Марк я…
— Есь, давай ты просто мне все расскажешь, хорошо? Не частями, без головоломок, просто все: от и до. Хорошо?
Он говорит спокойно и в голосе его слышится забота. Мне становится спокойнее, я немного расслабляюсь и киваю. Пару секунд я собираюсь с мыслями, после чего начинаю свой рассказ.
Мне больше не хочется ничего скрывать, не хочется опускать неудобные моменты. В конце концов он имеет право знать. Я не хочу, чтобы его семья и он пострадали из-за моей бесконечной глупости, и раз уж я не ушла до того, как все это зашло слишком далеко, я обязана все рассказать, а дальше… Дальше будь, как будет.
Поначалу слова даются мне с трудом, я то и дело запинаюсь.
Рассказываю о Косте, об уже известных Марку домогательствах со стороны дядьки, о подруге тетки, на которою я так неудачно наткнулась в торговом центре. О сделке Кости с Карелиным, где я оказалась разменной монетой.
Меня муж тетки тронуть не тронул, зато нашел выгодное предложение. Зачем я взрослому, состоятельному мужчине, догадаться не сложно, и, судя по нездоровому блеску, наблюдаемому мною в глазах Кости в последние несколько месяцев, родственник не продешевил и с мучительным нетерпением ожидал окончания «сделки». С приближением моего совершеннолетия он становился все более несдержанным, нервным, то и дело срывался и орал, как ненормальный в желании получить плату за товар в лице меня.
— И ты сбежала, — внезапно прерывает меня Марк.
По его лицу сейчас сложно определить, о чем он думает. Он кажется спокойным и невозмутимым, и только плещущийся на дне глаз праведный гнев выдает истинные его чувства.
Я киваю и облизываю пересохшие губы.
— Ты поэтому работала неофициально? Боялась, что так тебя точно найдут? — он попадает в самую точку, впрочем, сложить два и два в этой истории не составляет большого труда.
— Да… прости меня, пожалуйста, я не хотела подвергать вас опасности… тебя, твою семью.
Чувствую, как к горлу подкатывает огромный ком, а на глаза наворачиваются слезы. Я прячу лицо в ладонях, стараясь приглушить рвущиеся из груди всхлипы. Со стороны раздается скрип, следом за ним шаги и уже спустя мгновение я чувствую как теплые ладони обхватывают мои запястья. Марк отводит мои руки в стороны, отпускает их и пальцами проводит по моим щекам, стирает с них влажные дорожки слез.
— Тшшш, посмотри на меня… — его голос звучит мягко и успокаивающе, — никто тебя больше не обидит, никто и пальцем тронуть не посмеет, да даже в сторону твою не взглянет.
— Я…
— Не надо плакать, Есь.
— Я не хочу, чтобы тебе навредили, не хочу…
— Со мной ничего не будет, малыш, я же говорил, тебе стоит научиться мне верить, Мышка, и твоя жизнь станет значительно проще, — он улыбается, подается вперед и оставляет короткий поцелуй на моих губах, — посиди здесь, хорошо?
Он встает, отходит от меня на два шага и достает из кармана телефон. Разворачивается, собираясь покинуть кабинет, а мне становится действительно страшно.
— Ты куда? — вырывается у меня против воли, и только после сказанного я понимаю, что сболтнула лишнего.
— Я сейчас вернусь, Есь, просто посиди, ладно?
Я ничего не отвечаю, а Марк выходит из кабинета, попутно набирает чей-то номер и плотно закрывает за собой дверь. Мой первый порыв — рвануть за ним, прижаться к деревянной поверхности и подслушать разговор. Любопытство распирает изнутри, но я давлю в себе это нелепое желание.
Через дверь слышу голос Марка, но слов разобрать не могу. Слишком тихо.
Разговор Марка по телефону длится не меньше пяти минут, все это время я нервно ерзаю на стуле и то и дело бросаю взгляд на висящие на стене, большие часы. Минуты кажется вечностью, стрелки будто совсем не двигаются, а нарастающее во мне напряжение готовится разорвать меня на части. Я прокручиваю в мыслях все сказанное Марком, его непонятные мне уверенность и абсолютное спокойствие, будто он в самом деле точно знает, что никакая опасность ему не грозит, словно ему совершенно все равно.
Когда мое терпение подходит к концу, а нервы натягиваются, словно струна, Марк возвращается в кабинет. Останавливается у порога, смотрит на меня и произносит:
— Подождем гостей, да?
— Гостей? — я недоуменно смотрю на Марка.
Внутри нарастает уже знакомая мне паника. Каких еще гостей? Наверное, это по-детски глупо, но сейчас мне совершенно не хочется встречать каких-то там нежданных гостей.
Кому он звонил? С кем говорил? А главное — кто эти гости?
Марк, тем временем, пересекает кабинет, подходит ко мне впритык и садится на корточки. Он берет мои ладони в свои, поглаживает их большими пальцами, словно говоря: «не бойся, я с тобой». Готова поклясться, именно это сейчас крутится в его голове. Я вижу это по его глазам, про его открытому, полному тепла и заботы взгляду. Вижу и едва сдерживаю слезы, потому что никто, никто в целом мире после смерти родителей не смотрел на меня вот так. А он смотрит, каждый божий день смотрит, и только теперь я понимаю, насколько была слепа, сколького не замечала, не желая вылезать из своего панциря.
— Все хорошо, Есь, ты мне веришь? — он заглядывает мне в глаза, улыбается так открыто, что я невольно киваю, даже не задумываясь над сутью вопроса.
Мне просто хочется, чтобы Марк был рядом, чтобы вот так держал мои ладони в своих и смотрел, будто я самое ценное, что есть в его жизни.
Я даже опомниться не успеваю, а он уже подается вперед и приникает к моим губам. Медленно углубляет поцелуй, сплетает наши языки и на мгновение я забываю обо всем на свете.
Есть только он и его поцелуи, его запах и теплое дыхание, обжигающее кожу лица и шеи. Пространство вокруг теряет свои очертания, голова начинает кружиться, все в этом мире перестает иметь значение, и я не улавливаю тот момент, когда моя верхняя одежда оказывается отброшенной в сторону, а водолазка — задранной до самой груди. Легкие и в то же время жалящие поцелуи вызывают дрожь во всем теле.
Горячее дыхание опаляет мой оголенный живот, и я выгибаюсь навстречу сводящим с ума губам. Лишь на секунду в моей голове проскальзывает здравая мысль о том, что мы не дома, но она тотчас же растворяется под напором внезапно вспыхнувшей страсти. Будто прочитав мои мысли, Марк вдруг резко поднимается на ноги, подхватывает меня и уже через мгновение я сижу на столе с широко раздвинутыми ногами.
— Марк, Марк, мы же… мы…
— Тихо, малыш, мы быстренько, да? — шепчет он и словно одержимый покрывает поцелуями мое лицо, тянет вверх водолазку, вынуждая меня поддаться и поднять руки. — Хочу тебя, я так сильно тебя хочу, малыш.
Он вдруг останавливается, отходит всего на полшага назад и устремляет на меня свой совершенно ошалелый взгляд. Его глаза горят лихорадочным блеском, на скулах танцуют желваки, а у меня внутри все переворачивается от столь дикого желания, отражающегося на лице Марка.
— Давай, солнышко, сними штанишки, сама, — его голос становится хриплым.
Я краснею, перед глазами всплывает картинка из недавнего прошлого. Не позволяя себе даже подумать, я медленно выполняю его просьбу, снимаю джинсы вместе с бельем и чувствую, как начинаю краснеть.
Это совершенно точно не я. Прежняя я ни за что бы не сделала ничего подобного.
— Маааленькая. Еська, я тебя когда-нибудь сожру, — шепчет, прижимаясь ко мне.
Я обхватываю руками его шею, тянусь к губам, совершенно позабыв о всяком стыде. Сейчас мне просто нужен он и все остальное теряет даже малейшее значение. Марк шумно дышит, а мне так хочется его касаться. С каким-то совершенно диким нетерпением хватаю края его свитера, тяну вверх, на что Марк издает тихий смешок и поднимает руки. Откидываю вещь в сторону, завороженно веду подушечками пальцев по напряженным плечам, оставляю поцелуй на правой ключице. Дыхание Марка заметно учащается, с губ срывается легкий стон.
Перехватив инициативу, Марк осторожно давит на мои плечи и медленно укладывает меня на стол. Я не сопротивляюсь,
