как к себе домой ходил, по расписанию, проблем было выше крыши, а этот… — он вдруг замокает и бросает на меня взгляд, — родственник твой, мог мне их добавить, гнида еще та, ты уж прости за выражения.
Я ничего не отвечаю, жду, пока он продолжит.
— А деньги… некоторые за них родную мать продадут, он как раз из таких, — Михаил Константинович издает легкий смешок и снова переводит внимание на Марка. — Правда, твой побег нарушил все планы, но тут я сам виноват, невовремя уехал, кто же знал, что ты так хорошо умеешь прятаться.
— Вы могли со мной поговорить, объяснить, вы хоть понимаете, что все это время я боялась, что меня найдут… В том числе вы. Боялась, что пострадает Марк и…
Мою возбужденную тираду прерывает раскатистый смех. И все бы ничего, но рассмешила я не только Карелина, но и Марка. Они откровенно ржут, пока я пытаюсь понять, что именно их так рассмешило.
— Она не знает, да? — первым успокаивается Карелин.
— Чего не знаю?
Марк молчит, Михаил Константинович стирает с глаз слезы и смотрит на меня с какой-то неясной мне хитрецой во взгляде.
— Как я и сказал, у меня тогда были проблемы, к тому же, Еся, поговорить я с тобой пытался, но ты, помнится, желания не изъявила. Впрочем, может и хорошо, что так получилось, вон, какой у тебя теперь защитник, — он подмигивает мне и снова поправляет пиджак. — Я очень рад, что с тобой все хорошо.
— Ладно, закачивай ее грузить, Есь, ну теперь-то ты спокойна? Все? Мне ничего не грозит, моей семье — тем более. Михаил Константинович не угроза.
— Но…
— А вот уроду родственничку твоему, очень даже, — последние слова Марк буквально выплевывает.
— Так, ну раз хорошо и зла на меня больше не держат, я, пожалуй, поеду. Дела сами себя не сделают.
С этими словами Карелин поднимается со стула, следом за ним встает Марк.
— Я провожу. Подождешь еще немного? — коротко обращается ко мне Марк.
Я киваю в ответ.
— До свидания, Еся, — на прощание произносит Михаил Константинович и стремительно направляется к двери, вместе с ним из кабинета выходит Марк, а я в полном недоумении смотрю им вслед.
Слышу, как за окном снова раздаются голоса, а следом звонкий, раскатистый смех мужчин. Я все еще нахожусь под впечатлением, самые разные вопросы то и дело всплывают в голове. Голоса за окном сливаются друг с другом, и я уже даже не пытаюсь выцепить отдельные слова и сложить их в имеющие хоть какой-нибудь смысл фразы.
Внезапно накатывает усталость, наваливается на меня тяжелой мраморной плитой. Тело ломит, как во время лихорадки и, кажется, меня даже начинает слегка потряхивать.
Я продолжаю прокручивать в мыслях странный диалог с Карелиным, но мысли путаются, не желая собираться в одно единое целое и в конце концов я бросаю это занятие. Мне просто хочется домой.
По другую сторону окна звучат хлопки, кто-то захлопывает двери и машины с трогаются со своего места. Кажется, Карелин и его компания уезжают.
Я невольно кошусь на дверь, вскоре за ней раздаются шаги. Марк возвращается с легкой улыбкой на губах, но взгляд его максимально серьезен. Он смотрит на меня, останавливается у порога, наваливается плечом на косяк и складывает руки на груди. Мне столько хочется сказать, но слова застревают посреди горла и нет сил даже губами пошевелить.
Слишком много событий для одного дня.
— Домой? — наконец произносит Марк, все также не отрывая от меня взгляда.
— Домой, — киваю, решив пока не задавать вопросов.
Я поднимаюсь со своего места, задвигаю стулья и иду к выходу. Марк пропускает меня вперед, гасит свет и запирает дверь кабинета. Выхожу на улицу, вдыхаю холодный зимний воздух и ежусь. Ночь уже успела опуститься на город и только тусклый желтоватый свет уличных фонарей освещал окрестности.
До машины мы идем молча, каждый в своих мыслях, я только киваю в знак благодарности, когда Марк открывает для меня дверь и помогает забраться в салон.
Чувствую, как медленно, но верно меня начинает клонить в сон. Даю себе минутку, прикрываю глаза и слышу гул двигателя. Чувствую движение и понимаю, что машина тронулась, но не нахожу в себе сил открыть глаза. Веки тяжелеют, тело становится совсем ватным, и я наваливаюсь на дверь, в поисках опоры.
Тишина и движение успокаивают, и я проваливаюсь в сон.
— Мышка, Есь, просыпайся, — словно сквозь толщу воды мягко звучит голос Марка.
Мне кажется, что звук доносится откуда-то издалека.
Кто-то усердно меня трясет, а следом снова раздается голос Марка, но как ни стараюсь, не могу заставить себя открыть глаза.
Наконец меня прекращают трясти, я слышу хлопок и чувствую легкие касания ветра на щеках и кистях. Кажется, я теряю опору, словно парю в невесомости. Наверное, мне все это просто снится.
Я не знаю, сколько проходит времени прежде, чем я снова ощущаю под собой какую-то поверхность.
— Есь, это надо снять.
Прикладываю колоссальные усилия и все же открываю глаза. Моргаю несколько раз, стараясь привыкнуть к приглушенному освещению. Щурюсь, осматриваюсь и неожиданно для себя отмечаю, что нахожу в спальне Марка… Нашей с ним спальни…
Это так странно звучит, даже мысленно.
— Ничего странного, — до меня доносится тихий голос Марка.
Он что же, мысли читает? Или я это вслух произнесла?
— Я…
— Давай снимать пальто, и все остальное.
Я помогаю ему снять с меня одежду. Выходит, с трудом, собственные части тела кажутся мне невероятно тяжелыми. Наконец Марк справляется, убирает мои вещи и помогает мне натянуть на себя большую белую футболку. С некоторых пор я сплю только в футболках Марка, у него на этот счет какой-то особенный пунктик. Несколько раз я пыталась возразить, потом сдалась.
— Спи, — произносит он.
— Но… а…я, — я путаюсь, запинаюсь и все никак не могу подобрать слова.
Сон немного отступает и возвращаю себе способность мыслить.
Нам нужно поговорить, ведь у меня столько вопросов, и с каждой минутой их становится только больше.
— Но мы не договорили, — наконец выдавливаю из себя слова.
— Завтра поговорим, Мышка.
— Но…
— Завтра, малыш, — он наклоняется ко мне, прижимается губами к моему лбу и оставляет легкий поцелуй, — у нас с тобой вся жизнь впереди, наговоримся еще, — он посмеивается, а я ударяю его кулаком в плечо.
— Я ведь серьезно.
— Я тоже не шучу, малыш, — он переходит на шепот, касается костяшками пальцев моей щеки, — я серьезен, как никогда, Есь. Просто запомни: что бы ни случилось, ты всегда говоришь мне, у тебя есть я. Остальное мы обсудим завтра.
— Но.
— Запомнила?
— Марк!
— Запомнила? — настойчивее.
— Да.
— Вот и хорошо, а теперь спи. Завтра обо все поговорим.
Я киваю, расслабляюсь и откидываюсь на подушку. Усталость и сон снова берут свое. Стоит мне закрыть глаза, как я тут же погружаюсь в небытие, и лишь краем уха слышу удаляющиеся шаги, скрип двери и щелчок.
Откуда-то издалека доносится голос Марка, кажется, он опять кому-то звонит. Его слова сливаются в один глухой, протяжной звук и мне не удается разобрать сказанное. На секунду он повышает голос, но уже спустя мгновение замолкает.
— И да, я тебе еще номерок скину, можно пробить владельца тачки?
Тачки? Я пытаюсь сосредоточиться, но окончательно проваливаюсь в сон.
Утро будит меня звонким воем сигнализации. Противный звук врезается в сознание и я резко распахиваю веки. В комнате стоит полумрак и только тоненькая полоска света проникает сквозь щель между плотными занавесками. Сигнализация звенит еще пару минут и наконец замолкает. В квартире наступает тишина.
Наощупь пытаюсь отыскать Марка, но вдруг понимаю, что его нет.
Это факт сметает остатки сна и я резко сажусь на кровати. Осматриваюсь, Марка действительно нет. Его половина кровати кажется совершенно нетронутой, будто он вовсе не ночевал рядом.
Хмурюсь, к горлу подступает какое-то совсем нехорошее ощущение. Напрягаю память, стараюсь воспроизвести события вчерашнего вечера. Помню, что, уложив меня в постель, Марк вышел из комнаты, помню, что он кому-то звонил, но на этом воспоминания обрываются.
Откидываю в сторону одеяло, встаю с кровати и иду к двери. Тишина вокруг наводит на тревожные мысли.
Обхожу квартиру, но Марка нигде не нахожу. Останавливаюсь посреди кухни, бросаю взгляд на часы. Девять утра.
Он, конечно, мог отправиться куда угодно: на работу, в универ, к родителям, в конце концов. Так я успокаиваю
