Он усмехается еле заметно, затем кивает… Тоже еле заметно. Дескать, принял во внимание. Оценил беспомощные трепыхания.
Интересно, где он был все это время? Что делал? Скучал? Нет? Судя по всему, не особо.
Выглядит замечательно. Так, что только облизнуться остается на него, такого брутального, такого… Ох, залипательного…
— А теперь Майя расскажет про особенности предлагаемого нами концепта внутренних интерьеров для разных типов квартир… — голос Ромы звучит, словно через подушку.
Я его слышу, но не реагирую.
И только, когда Биг Босс поднимает бровь и указывает взглядом на начальника, спохватываюсь.
Злюсь еще больше на свою идиотскую реакцию. Настолько, что даже перестаю дрожать, трястись.
И, на удивление внятно и развернуто, представляю свою часть проекта.
Пока говорю, стараюсь не циклиться на том, что могу ошибиться, захрипеть, замолчать… Нет, я культивирую в себе сознательно злость, ярость даже.
Она меня подпитывает, дает энергию.
Она, и еще взгляд Биг Босса.
Серьезный, внимательный, жадный. Одобрительный.
Он проходится по моей фигуре, словно… Раздевает? Ах, гад! Я и так волнуюсь, а он еще и смотрит так плотоядно! Смутить меня хочет? А вот фиг тебе!
Четко договариваю, даже отвечаю на какие-то вопросы, что возникают у топ-менеджеров. Особенно заинтересован директор отдела продаж, которому мои рендеры кажутся очень даже перспективными.
Можно гордиться, так?
Можно.
Но я бы, если честно, побыстрее слиняла отсюда.
Домой, собираться в дорогу. И утром на поезд и к бабушке!
Все забыть, все оставить в прошлом году!
Ничего не помнить!
Я настолько хочу уйти, что срываюсь, едва заканчивается официальная часть.
Наскоро прощаюсь с Ромой и бегу по длинным коридорам уже пустого офиса.
Быстрее, быстрее, к лифтам, к себе на двадцать пятый!
Бегу, не замечая никого и ничего.
И очень скоро оказываюсь наказана за такую невнимательность.
— Делаешь успехи, русалка…
Он должен быть заметен отовсюду, настолько массивный.
Но я его не замечаю до последнего.
Только нажав кнопку вызова лифта, одновременно слышу хриплый голос откуда-то из темноты коридора и шарахаюсь в противоположную сторону.
Как овечка, честное слово!
Если умудрюсь опять повторить тот трюк с падением либо с дрожанием ног, будет вообще полное ощущение провала во времени.
Словно летний день опять на дворе, и мужчина, невероятный, полуобнаженный, брутальный до невозможности, поливает себя из ведра ледяной водой…
Ох…
Фантазии мои нездоровые…
Все уже в прошлом.
Нечего шарахаться и трястись!
Я другая.
И пусть он с чего-то решил, что может надо мной посмеяться, потроллить меня…
Зря он так решил, короче говоря.
Гигантским усилием воли заставляю уняться дрожь в коленях и делаю твердый шаг в обратном направлении.
К лифту.
— Спасибо, — тихо, но с достоинством отвечаю Биг Боссу, уже полностью выступившему из полутьмы и теперь вальяжно опирающемуся о стену рядом с лифтами.
Руки он сунул в карманы классических брюк, немного сгорбился и сейчас умудряется выглядеть невероятно… Хулиганистым и опасным.
Такой… Классический хищник, зверюга, лениво изучающий свою жертву.
Невольно дергаю подбородком.
Нет уж. Я сегодня жертвой быть отказываюсь.
Сегодня. И вообще.
— Мне понравилось твое выступление, русалка…
Надо сказать ему, чтоб не называл меня так. Это же невозможно, что такое. Каждый раз погружает в
жар…
— И твой голос… Красивый.
Ох…
— Спасибо.
Да, вот так правильно будет. Нейтрально. Спокойно.
Где этот лифт уже???
Тут на табло загорается цифра с нашим этажом, и раскрываются приветливо двери лифта.
— До свидания, — прощаюсь вежливо и торопливо захожу в кабинку.
Хочу нажать на двадцать пятый, чтоб побыстрей закрыть дверь, но в то же самое мгновение в кабинке становится тесно, а мое нервное движение опережает огромная пятерня.
Босс жмет на свой этаж.
Тот самый, где у него квартира…
— Что вы… Что ты…
Порываюсь нажать нужную кнопку, не глядя на Биг Босса, щеки горят, сердце бьется, ощущаю себя круглой, непроходимой идиоткой…
— Погоди, русалка, — мои пальцы перехватывают…
Затаив дыхание, смотрю на свою мелкую ладонь, утонувшую в здоровенной лапе Темирхана.
От его кожи распространяется невероятное, сладкое тепло. Оно, словно наркоз, отключает волю, лишает способности противостоять…
Не зря я столько времени его избегала, совсем не зря!
Словно понимала, что, стоит нам опять оказаться в одном пространстве… Опять вместе… И все. Не будет у меня никакой силы воли.
И меня не будет…
Темирхан это понимает, конечно понимает…
И делает все для того, чтоб окончательно поработить меня.
Ловит взгляд, тянет руку к губам… И целует, мягко и нежно, прямо в середину ладони.
И да, у меня тут же… Что бы вы думали?
Правильно!
Правильно, черт!
Тут же подгибаются колени!
Темирхан это ощущает, потому что в следующее мгновение я уже обвисаю, беспомощная и безумная, в его крепких руках. Вдыхаю дурманящий аромат, от которого не просто ноги подгибаются, они, нафиг, отказывают!
Не смотреть на него… Не смотреть, не смотреть, Майя, дура, не смотри!
… Глаза его, черные-черные, такие глубокие, что тону в них без остатка. Без разума.
А губы — властные и сухие. Жесткие.
Порабощают, с ума сводят.
Одновременно дрожу и горю, отвечаю и уворачиваюсь, текут слезы и бьется сердце дико в горле где-то.
Пропала я, совсем пропала.
Глупая Майка, беспомощная курица.
Так и будет он тебя таскать, так и будет делать с тобой все, что ему хочется.
А ты и возражать не сможешь…
Как возражать? Как?
Когда так сладко, так безумно? Так остро и горячо?
Когда больше всего на свете хочешь, чтоб не останавливался, не тормозил.
И, чтоб показать это, стонешь в его губы, цепляешься за крепкие плечи, виснешь на шее, жадно и торопливо отвечая на поцелуй.
И позволяя, позволяя делать с собой все, что только пожелает этот монгольский завоеватель…
Потому что нет ничего слаще его губ, нет ничего чудеснее его горячего шепота, нет ничего надежнее его рук.
… Прохлада покрывала под голой спиной дает краткое отрезвление. Исключительно на удивленный взгляд вокруг. Потому что понимания, каким образом вы только что были в лифте, неистово, безумно целуясь, а в следующее мгновение уже в его квартире, и твоя голая спина — прямое указание на то, что одежда тоже где-то в этом непонятном сокращении пространства потеряна.
Взгляд расфокусирован, сердце бьется в горле, а потом и вовсе замирает.
Потому что твой Большой Босс стоит перед тобой, уперев одно колено в кровать, и медленно стягивая через голову рубашку…
И вид его голой груди, постепенно открывающийся твоему жадному взгляду — самое невероятное, самое желанное зрелище на свете…
Нет ничего круче.
Нет ничего откровенней.
Нет ничего горячей.
Губы непроизвольно раскрываются, по привычке беззвучно, потому что еще не до конца приходит осознание, что можешь говорить. Можешь даже потребовать… Что-то.
Не можешь.
Ничего ты не можешь потребовать, глупая русалка, променявшая свой хвостик и свободу на возможность быть с тем, кого любишь.
Несмотря на то, что он — не любит.
Пусть.
И пусть утром ты очнешься, дурочка деревенская, придешь в себя… И все вернется на круги своя.
Он опять ничего не говорит, он снова ничего не обещает. Он просто берет. Просто пользуется тем, что ты не можешь устоять, что ты — слабая и глупая.
Он даже не думал о тебе, наверняка, все эти долгие месяцы.
Большой Босс, вечно занятой, вечно серьезный… Ему не до твоих глупостей.
Пожал плечами и продолжил жить дальше.
Спать с другими женщинами.
Забыл про тебя, идиотку смешную.
