голос набирал обороты, взгляд сковывал… я буквально всем телом чувствовала: он пытается меня сломать.
– Разве можно отобрать у человека того, кто ему никогда и не принадлежал и даже не был нужен? – откликнулась ровным тоном.
– Ответьте на вопрос! Вы хотели отомстить моей клиентке за то, что она была успешнее, признайте это!
Я выгнула бровь:
– Тогда мне следовало бы свидетельствовать в ее пользу. Чтобы она получила ребенка, с которым понятия не имеет, что делать.
В зале снова поднялся гул. Судья постучал молотком, холодно спросил:
– У вас еще есть вопросы к свидетельнице?
– Нет, ваша честь.
Я поднялась с места, готовясь покинуть зал, но в последний момент задержалась. Помедлив, все же присела на свободный стул в последнем ряду, подспудно желая узнать, чем все это кончится.
– А теперь я вызываю Дарью Ларину, – огласил неожиданно Давид.
Я впервые за то время, что находилась здесь, обратила взгляд на бывшую подругу. Меня поразило то, как она выглядела: вместо ожидаемо-привычной самоуверенности, на лице ее читалось безразличие и усталость. Мне показалось, будто она совершенно не желает во всем этом участвовать.
Но почему тогда?..
Давид повел допрос. Начал с совершенно невинных вопросов, на которые Даша отвечала равнодушным тоном, словно бы заученными заранее словами. Но с каждым последующим вопросом становилось яснее, чего именно добивался адвокат: он постепенно раскручивал свидетельницу, заставлял ее все больше нервничать…
Делал то же, что пытался провернуть со мной ее адвокат. Вот только в отличие от меня Даша, похоже, плохо владела собой. И это было так на нее непохоже…
– Дарья, признаете ли вы тот факт, что намеревались причинить вред моему клиенту? – наступал дальше Давид. – Например… убить?
Я увидела, как в момент исказилось ее лицо. Как пустые глаза вдруг загорелись безумием…
Она сломалась. Полностью и абсолютно.
С нарастающим потрясением я смотрела, как Даша вскакивает со своего места и начинает кричать:
– Да! Да, я хотела его убить! И Злату тоже! Арестуйте меня!
Глава 40
Я вышла из зала суда: потрясенная, растерянная, ошеломленная. Наверно, мне следовало бы чувствовать облегчение после признания Даши, но его почему-то не было.
Что-то было не так во всем этом. Но что именно – я понять пока не могла, как ни пыталась.
Я задумчиво, неторопливо брела по коридору, не торопясь покинуть здание, когда позади меня раздались шаги – быстрые, злые, громкие. Воспоминания о происшествии в тоннеле заставили меня инстинктивно вздрогнуть, обернуться…
Увиденное не принесло облегчения. Позади меня шла мать Валеры, и ее ответный взгляд горел ненавистью…
Я почти ожидала, что она подойдет ко мне, скажет что-то оскорбительное или даже набросится… настолько осязаемой была исходящая от нее злость. Но она прошла мимо, оставив после себя лишь ощущение тревоги.
Я проводила ее взглядом, почти безотчетно… И только когда она скрылась на лестнице, поняла, что меня что-то встревожило в ее внешности… но что?…
От новых тревожных вопросов заболела голова. Я подошла к окну, оперлась бедром о подоконник и дала себе просто возможность выдохнуть…
Простояла так до тех пор, пока не увидела знакомые фигуры неподалеку. Родители Даши тоже покидали зал суда…
Мой взгляд встретился со взглядом ее матери. Возможно, стоило подойти, поздороваться, но я не была уверена, что со мной захотят разговаривать… после всего этого. Поэтому просто кивнула в знак приветствия…
Но они подошли ко мне сами.
– Не ожидала я от тебя, Злата, такой подлости! – набросилась на меня Алина Аркадьевна прежде, чем я успела открыть рот, чтобы поздороваться.
Отец Даши, Михаил Антонович, только смерил меня тяжелым взглядом, полным презрения, и аккуратно взял супругу за руку.
– Пойдем, дорогая, нечего с ней разговаривать.
– Нет, я хочу понять! – зазвенел в ответ ее голос. – Злата, зачем ты довела нашу девочку до такого? Мы же к тебе, как к родной относились, привечали у себя, были к тебе добры и щедры!
Я понимала их боль. Понимала потребность выплеснуть на кого-то гнев и обиду, найти виноватого… Но не ожидала подобных нападок на себя и не намеревалась позволять переступать рамки разумного.
Ответила размеренно и отчетливо:
– Я всегда вам буду благодарна за вашу доброту. Мне жаль, что так вышло с Дашей и я очень вам сочувствую. Но довела себя до этого только она сама.
Алина Аркадьевна аж задохнулась от гнева.
– Как ты смеешь! Ты оболгала ее там, в суде, без стыда и совести!
Становилось ясно, что этот разговор просто бесполезно продолжать. Я уже собиралась распрощаться, когда позади раздался такой родной, до боли знакомый голос:
– У кого нет стыда и совести, так это у вашей дочери. И сердца, кстати, тоже. Иначе она не поступила бы так со своим ребенком.
Родители Даши повернулись к Валере, как двое хищников, завидевших новую жертву. Он смерил их в ответ равнодушным взглядом.
– Вы, конечно, верите, что она была идеальной – дочерью, матерью, женщиной. Что ж, можете продолжать верить в это и дальше, но не смейте обвинять во лжи мою жену. Ваш самообман – только ваша проблема.
Валера твердо взял меня за локоть и повел прочь.
Мы в молчании спустились вниз, вышли на улицу и скрылись в небольшом садике поблизости…
От прошедшей зимы на память остались теперь только лужи и грязь. Трава уверенно пробивалась сквозь землю, к солнцу, и даже сам воздух стал иным. В нем словно звучало обещание… Обещание чего-то лучшего впереди.
– Спасибо, – донесся до меня голос мужа. – Что пришла, помогла…
Я задумчиво провела носком ботинка по земле, очертила круг…
– Не за что. Это не ради тебя. Ради Миши.
– Понимаю. Он, кстати, по тебе скучает… и я тоже. До сумасшествия.
Я не хотела поднимать на него взгляд. Не хотела видеть его лица – все еще слишком родного. Возмутительно привлекательного…
Но подняла. И дрожь прокатилась
