ты никогда не пробовала. Один раз сядешь, и всё — это любовь на всю жизнь.
— Мы опять говорим про любовь? Это твоя любимая тема для разговора? — не могу удержаться от шпильки.
— Можно сказать, в любви я собаку съел. Знаешь, сколько свадеб снял? А лав-стори?
— И все твои пары были безумно друг в друга влюблены?
Как я в тебя?
Рома подпирает подбородок двумя пальцами и устремляет взгляд в потолок. Картинно задумывается. Такой он философ, я не могу. Мои губы растягиваются в улыбке. Скольжу взглядом по его красивому точёному лицу. Запоминая каждую чёрточку.
Я буду скучать. Я уже скучаю.
Если он попросит меня остаться? Что тогда? Я всё брошу? Смогу?
— Большая часть. Без любви свадьба не имеет смысла. Как и семья. Я думал, ты это понимаешь.
Меня словно ведром холодной воды окатывают. Так резко и отрезвляюще звучат его слова. Он будто тыкает меня носом в то, как всё устроено у нас. Понарошку.
— Конечно понимаю, — киваю как болванчик, стараясь скрыть зияющую в сердце дыру за притворной улыбкой Рома расплачивается за наш обед, а я даже не успеваю залезть в сумку и достать кошелёк. Он прикладывает карточку к терминалу и поворачивается ко мне, необычайно серьёзный.
— Зайдёшь со мной в одно место?
— Куда?
— Увидишь.
Мы поднимаемся из-за стола. Расправляю футболку, отряхиваю невидимые пылинки — всё что угодно, лишь бы не смотреть на Рому и не показать ему, как я сейчас уязвима.
Без любви свадьба не имеет смысла. Как и семья. Я думал, ты это понимаешь.
Простые истины.
Дроздов не пытается прикоснуться ко мне или взять за руку, как недавно Виталик Аллу. Указывает подбородком на выход и кивает в сторону эскалаторов, ведущих вниз.
В полном молчании мы доезжаем до первого этажа торгового центра. Вместо того чтобы выйти из прохладного, остуженного кондиционерами здания наружу, двигаемся вдоль бутиков. Пока Рома не останавливается напротив одного.
Лукаво улыбнувшись, приподнимает брови.
— Ты шутишь? — спрашиваю тихо.
Перевожу взгляд со сверкающей вывески ювелирного на Дроздова.
— У нас свадьба через пять дней и нет обручальных колец. Какие тут могут быть шутки, Канарейкина?
Глава 23
Дроздов неторопливо рулит в сторону моего дома. Невозмутимо собирает абсолютно все красные светофоры на нашем пути и каждый раз, притормаживая на мигающий жёлтый, бросает на меня лукавые взгляды. На его пухлых губах играет загадочная полуулыбка, в карих глазах прыгает веселье. Забавляется. Испытывает моё терпение.
Я молчу.
В другой ситуации и с другим водителем я обязательно указала бы на то, что мы ползём с черепашьей скоростью. Но сейчас, сидя в прохладном салоне совсем не нового автомобиля, с мужчиной, который заставляет мои внутренности сжиматься от непередаваемых эмоций, а мозг строить всевозможные гипотезы наших отношений, я чувствую себя очень счастливой.
И, конечно, пытаюсь это скрыть.
Чтобы Рома вдруг не догадался, как на меня влияет его близость и что на каждом светофоре мне хочется забраться к нему на колени и наброситься с торопливыми поцелуями.
У меня сумасшедшая потребность его касаться. Однако правило «до свадьбы ни-ни» никто из нас не отменил. Дроздов успел несколько раз пошутить на эту тему, чем взбесил меня тоже несколько раз.
В ювелирном мы пробыли не больше десяти минут. Я волновалась и краснела как школьница, будто меня взаправду привели выбирать кольца на всю жизнь. Рома был невозмутим. Иногда я завидую его стальным нервам и выдержке. А ещё очень хочу узнать, какие реальные мысли спрятаны в его голове.
Мне кажется, Рома может легко жонглировать людьми и умеет получать желаемое. У него всегда всё получается легко и ненапряжно. Умеет подстраиваться под любую ситуацию, женщины смотрят на него, приоткрыв рот и поправляя декольте, а мужчины готовы из кожи вылезть, чтобы подружиться.
Раньше Дроздов был совсем другим. Незаметным, тихим, аутсайдером. Почему же он так изменился? Что его на это подтолкнуло? Или кто?
— Кольца у тебя будут? — голос звучит немного хрипло, и я прочищаю горло, покашливая. — Или мне отдашь?
— Обычно они хранятся у жениха. Не терпится примерить ещё раз? — улыбается Рома, стреляя глазами в мою сторону. Громко фыркаю.
Не признаваться же ему, насколько сильно мне понравилось, как обычное гладкое кольцо из жёлтого золота смотрится на моей руке? И на его тоже. Мы единогласно выбрали вечную классику, не тратя на споры ни секунды. Хотя в ювелирном было из чего повыбирать и ради чего поспорить. Многообразие обручальных колец удивляло.
— Примерю в загсе.
— Кстати, насчёт регистрации. Я хочу, чтобы ты была в платье. Удивлённо таращусь на него.
— В свадебном?
— А у тебя есть ещё какие-то варианты? — усмехается Рома.
— Думаешь, это будет уместно?
— Канарейкина, твой отец купил три ящика импортного алкоголя, пригласил генерала и заказал каравай. Думаю, если ты явишься в строительном комбинезоне на собственную свадьбу, это будет провал века. Фотограф, которого нанял я, не оценит.
В смысле папа заказал каравай? Почему об этом знает Дроздов, а я нет? Какой ещё фотограф? Они что, сговорились?
— Ты общаешься с моими родителями за моей спиной?
— Ага. Налаживаю отношения с тестем.
— Ненастоящим тестем!
— Ну это как посмотреть. Штамп в паспорте у нас будет самый настоящий, — невозмутимо говорит Рома и, ударив по тормозам, останавливается у моего подъезда. Поднимаю с пола свою сумку и резкими движениями отстегиваю ремень безопасности. Мне нужно обсудить некоторые детали свадьбы с папой. Кажется, он тоже заигрался. Или они все сговорились и я чего-то не понимаю.
— Ты словно рад, что мы поженимся, — бормочу, дёргая дверную ручку.
Закрыто. Возмущённо оборачиваюсь к Дроздову. Он тоже отстёгивает ремень, собираясь выходить.
— Я решил: если не можешь повлиять на неизбежное, покорись ему. Так что, Канарейкина, я весь в твоей власти. И душой, и телом.
— Не смешно, Ромочка.
— А кто смеётся, Лена? Я вполне
