знаю за кого ты там собралась замуж, — хитро скривилась Данка, — но раз он не будет возражать против Лёшки в свидетелях, я уже заранее не против. Тем более, что свидетеля выбирает жених.
— Какой тут чудесный воздух, — вздохнула полной грудью Оксанка, желая закончить эту тему. — А запах!
— Так всё цветёт, — развела руками Данка. — Вам бы тоже по-хорошему переехать уже из своего пыльного мегаполиса.
— Не, мои родители пытались. Жить в частном доме трудно.
— Только мне вот не надо это рассказывать, — фыркнула Данка. — Мы с Каем всю жизнь: вода на колонке, удобства на улице, всю зиму печка, всё лето огород. И ничего, выжили, как видишь.
— Да, большой дом с удобствами, наверно, круто.
— Ну, как тебе сказать, — сморщила нос Данка. — Я, например, к прислуге не приучена, так мне до сих пор неловко. Я то посуду сама помою, то пылесос схвачу. Но если такой здоровый дом как этот, то, в одни руки всё равно не потянешь. Надорвёшься.
— Так привыкай, значит, к помощи.
— Так привыкаю, — встала Данка. — Ещё прохладно, а потеплеет, бассейн заполнят. Прямо мечтаю, как мы с тобой будем там плавать, покачивая пузами на волнах. Пошли, покажу!
Она заставила Оксанку встать и потащила чуть не за руку.
— Смотри какая красота, — тыкала она пальцем в голубую плитку большой прямоугольной чаши.
Честно говоря, Оксанку она не впечатлила. У них в школе бассейн был и глубже и больше. Она не отрываясь смотрела вдаль, где из-за деревьев виднелись белые башенки какого-то строения.
— А это что?
— Где? — пыталась проследить за её взглядом Данка.
— За деревьями, похожее на замок?
— Так замок и есть, — пожала плечами Данка. — Хочешь, пойдём до него прогуляемся.
Они свернули по выложенной тропинке вглубь сада и вышли на улицу с другой стороны от парадного въезда в дом.
— Боже, какой красивый чубушник, — восхищалась Данка, осматривая листья какого-то скучного растения, свесившегося через забор и уже набравшего цвет. — У нас тоже был такой, простой, не махровый. Его ещё в простонародье жасмином зовут. Но как он пах! Кайрат его обожал. Этот, кстати, тоже, хоть не расцвёл ещё, но ты понюхай.
Оксанка наклонилась, зарывшись носом в плотные бутончики. Если закрыть глаза, то именно Кайрат первым и приходил на ум. Тот Кайрат из детства, а если вдохнуть поглубже, тот, из автобуса, по которому она так скучала в эти выходные.
— Он, кстати, приезжал, — покосилась на неё Данка, когда она открыла глаза. — Не буду тебя мучить, клянусь. Я даже не спрашивала его ни о чём. Мы с ним на кладбище ездили.
— И как он? — вздохнула Оксанка.
— Странный. Плакал, — подняла одно плечо Данка. — А ещё спрашивал меня о вещах, которые с его детского дома могли сохраниться.
— А что, у вас правда сохранились эти вещи? — спросила Оксанка, чтобы только не думать об этом «плакал».
— Конечно, нет. Если бы Динара была жива, может что-то и сохранилось бы. Это его приёмная мать. И первая жена моего отца.
— Я знаю, — кивнула Оксанка. — Она умерла от рака. А твои родители погибли в авиакатастрофе.
— Да, двадцать с лишним лет прошло. И он ни разу не плакал.
— Дан, — остановилась Оксанка. — Не рви мне душу.
— Ты же вроде сказала он тебе теперь всё равно, — повернулась к ней подруга.
— Но это же не значит, что я совсем бесчувственная. Он три раза потерял родителей. Три! Я не представляю, каково это даже один раз. А он…
— А он, кстати, тоже смотрел этот дом, — сказала ей Данка, открывая кованные ворота.
И красная вывеска «продаётся» на ещё не законченном фасаде бросилась в глаза сразу от входа.
Охранник из будки, которая после окончания строительства скорее всего станет гостевым домом, а может курятником, помахал им рукой.
— Он меня уже запомнил, — шепнула Данка, махая в ответ. — Я не первый раз прихожу. Опять же соседка как-никак.
Они прошли мимо груд камней и вывороченного грунта — ландшафтные работы шли полным ходом. И на затоптанном строителями мраморе парадного крыльца с навесом Оксанка так явно увидела колыбельку и себя в уютном креслице с книжкой, что даже затормозила.
— Клянусь, Кайрат остановился как вкопанный на этом же самом месте, — снова повернулась к ней вечно бежавшая впереди Данка. — Вот о чём ты сейчас подумала?
— А Кайрат? — не желала делиться своими бредовыми фантазиями Оксанка.
— А когда он говорил правду? — развела руками Данка. — Отшутился, как всегда. Сказал про бурку и папаху, которые он видел перед входом в какой-то грузинский ресторан. Чем порадуешь ты?
— Вот, думаю, про бурку с папахой, — почесала подбородок Оксанка.
— Пять баллов, — показала ей раскрытую ладонь Данка. — Хорошая из вас бы вышла пара.
Но Оксанка только покачала головой вслед подруге, уже устремившейся вверх по парадной лестнице.
— Если бы я знала, что ты потянешь меня по этажам, клянусь, я бы не пошла, — тяжело оперлась на перила Оксанка.
— Давай, давай, иди сюда, — крикнула ей откуда-то из глубины одной из комнат подруга.
— И что это? — наконец, доковыляла она и хмуро осматривала пустые стены.
— Ну, ты даёшь! — закружилась по комнате Данка. — Спальня, конечно, деревня!
— А это? — Оксанка заглянула в смежную комнату и остолбенела.
Голубые стены и потолок с облачками. Её белая кроватка вписалась бы сюда идеально. А ещё белый комод, что продавался к ней в пару.
Она аккуратно закрыла дверь. И её жестокая память услужливо предоставила воображению мужскую руку с фенечкой, лежащую на ручке двери, которую она только что закрыла. И его голос, глубокий, мягкий, бархатистый.
Что-то было в этом доме… волшебное и несбыточное, как детские мечты.
— Слушай, а пошли уже, — отвернулась от окна Данка подозрительно поспешно. — Я уже есть хочу.
И потянула Оксанку из комнаты за руку, а потом вниз по лестнице, и в заднюю дверь прочь из дома.
— Да, что случилось, Дан? — упиралась Оксанка, пытаясь освободиться от её цепкой лапки, но ей удалось это только за воротами дома.
— Да, там приехали дом смотреть. Неловко, если
