Не то чтобы она любила опасность. Предложение Саймона подвезти ее она приняла во многом назло свекрови. И более всего она сама была удивлена тому, как сильно ее потянуло к нему физически, теперь, когда они впервые оказались наедине, в темноте. Но что еще больше застало ее врасплох, так это пенное ощущение душевного подъема и пьянящий аромат неизведанных возможностей. Понимание осенило ее, как яркая вспышка – именно этого ей не хватало всю ее замужнюю жизнь. Долгие месяцы все в этой жизни было расписано, все решения уже приняты, и теперь с этим надо как-то жить. И все-таки – вот она сидит в этой машине, смотрит, как вельвет обтягивает мускулистое бедро Саймона, и предается восхитительному ощущению, что между «сейчас» и смертным часом остались еще незапланированные возможности.
* * *
Когда мы добрались до Бротона, Акфильды пригласили нас всех выпить по стаканчику. Думаю, они предпочли бы, чтобы мы все разъехались по домам, но мы согласились, отчасти из вежливости, но отчасти и из дьявольского ощущения, что не все еще закончилось. Нам (или по крайней мере мне) было все еще любопытно, действительно ли Чарльз отправился спать, и как скоро Саймон и Эдит доберутся домой, и как поведет себя леди Акфильд, – самые разные аспекты происходящего, которые еще оставались неизвестными.
Чарльз сидел в гостиной. Он едва прикоснулся к виски, стоявшему на столике рядом с ним, – подозреваю, все это время он просидел, уставившись в пространство, пока не услышал наши шаги. В любом случае, казалось, он очень озадачен женским журналом, который схватил, когда мы вошли. Он принес виски отцу и мне и воды Аделе (ее традиционный, пусть и лишенный блеска вечерний напиток), и мы сели. Прошло немного времени, и мы услышали, что по лестнице поднимается Эрик (его ни с кем не спутаешь), а значит, по крайней мере «рэндж-ровер» вернулся. Они вчетвером вошли в гостиную.
– Где Эдит? – радостно спросил Эрик, довольный, естественно, что она еще не вернулась, и значит, он выиграл у нее пару очков.
– Надеюсь, у них не сломалась машина, – твердо сказала Адела.
– О боже, она в таком плохом состоянии? – спросила леди Акфильд.
Повинуясь безмолвным инструкциям Аделы, я кивнул:
– У Саймона жуткая развалюха. Удивительно, что она вообще на ходу.
Леди Акфильд мгновенно поняла, что это – спасательный плот, который можно втащить на палубу на случай будущей необходимости. Но нельзя сказать, что бы она была благодарна. Ведь чтобы испытать благодарность, надо сначала признаться себе, что что-то идет не так. Но она держалась с заметной теплотой, когда присела на диван к Аделе и начала расспрашивать ее о тетке.
Эрик попробовал еще раз.
– Они целую вечность ждали, пока хотя бы машину завели, – сказал он. – Мы уже выехали из ворот, когда я услышал шум мотора.
Но инициатива уже ускользала от него. Чем позже прибудет заблудившаяся пара, тем больше семья сможет прикрываться страхом, что у них что-то сломалось или они попали в аварию. Все остальные возможные причины опоздания таким образом безболезненно устраняются.
Разговор принял более общее направление, присутствующие расселись в кресла и на диваны по всей комнате, и тогда Чарльз подошел ко мне и предложил зайти к нему в кабинет. Уже не помню, под каким предлогом – какая-то книга или картина, которую он якобы давно хотел мне показать, – но мы оба понимали, что он просто хочет поговорить со мной один на один. Я кивнул и вышел вслед за ним, с тревогой отмечая насмешливую улыбку Чейза. Мы пошли налево по коридору. Не могу сказать, чтобы я ждал этой беседы с нетерпением, потому что начал чувствовать себя ответственным за катастрофу, которая (в чем я только начал себе признаваться) могла ожидать нас.
Кабинет Чарльза, с табличкой на двери «Посторонним вход воспрещен», которую с таким удовольствием игнорируешь, проходя внутрь, располагался в небольшой угловой комнатке в отдалении от общей гостиной и столовой. Это было продолжение библиотеки, на основном этаже, и комната могла похвастаться красивыми карнизами и дверными косяками, а при свете дня – замечательным видом на парк из двух высоких окон. Двойные двери могли бы объединять ее с соседней комнатой, если их открыть, но так как посещение библиотеки было включено в экскурсию для посетителей, скорее всего, их не открывали никогда. Изящный камин из розоватого мрамора, стены, обитые малиновым дамастом от боковых панелей до потолка, высокие застекленные книжные шкафы, казалось, сделанные специально для этой комнаты. Портрет какой-то прапрабабки в костюме для бала-маскарада висел над камином, множество приглашений, фотографий, записок и открыток были заткнуты за нижний край рамы и усеивали каминную полку – обычный бумажный хаос, каким высшие классы демонстрируют, сколь непринужденно они чувствуют себя в этом изящном интерьере.
– Здесь очень мило, – сказал я. – А где комната Эдит? Рядом?
Чарльз покачал головой.
– Наверху, – пробормотал он. – Рядом с нашей спальней.
Он молча воззрился на меня, и, чтобы не отвечать на его исполненный боли взгляд, я принялся читать названия на корешках. На глаза попалось «Сможешь ли ты ее простить?» Троллопа, и я внутренне улыбнулся, хотя это и было нехорошо по отношению к Чарльзу. «Он знал, что прав» того же автора отрезвило меня. Не думаю, чтобы я тогда понимал, в какой степени Чарльз действительно способен на ревность, – я не знал доподлинно, насколько он способен на душевные переживания. Один только факт, что кто-то не слишком умен, еще ничего не значит. Люди могут быль глупыми, но с очень тонкой душевной организацией, так же как человек большого ума может быть не способен на глубокие чувства.
– Что ты думаешь? – услышал я, и в первое мгновение мне показалось, что он спрашивает моего мнения о какой-нибудь книге, но, увидев выражение лица Чарльза, я тут же отбросил это предположение. Но на всякий случай ответил вопросом на вопрос:
– Что ты имеешь в виду?
– Что они там делают?
Он держался просто и прямо, и я понял, что нам предстоит «поговорить как мужчина с мужчиной». Перспектива повергла меня в трепет. Кроме всего прочего, я твердо верю, что самое главное правило гармонии в семейной жизни – чем меньше сказано, тем проще поправить, – и между прочем, собственный брак только подкрепил это убеждение.
– Ну, Чарльз, перестань! – оптимистично сказал я. Имея в виду, что ничего такого особенного они «там делать» не могут. Не могу сказать, насколько честен я был, выбирая такой курс. Может показаться наивным, но (хотя оглядываясь сейчас на то время, я ясно вижу, что Эдит и Саймона потянуло друг к другу со второго дня знакомства) я не думаю, чтобы их взаимное притяжение всерьез вторгалось в мое сознание до этого вечера.