— И как же вы вдвоём справляетесь столько лет?
— Замечательно справляемся, — разделывая мясо с видом знатока, поясняет Дамир. — Поначалу, правда, весело было. Мы тут в первый год такой свинарник устраивали, что мама чуть в обморок не падала, когда приезжала. Мы пытались намекнуть на приходящую домработницу, но эта мысль очень быстро нас покинула, особенно после того, как на десятый раз перемыли весь семейный сервиз, который неизвестно по какой причине нам Серафима Романовна из Германии прислала.
Я не выдержала его страдальческого тона и хихикнула.
— Тебе вот смешно. А там, между прочим, почти сорок предметов. И не просто перемыть, а ещё протереть какими-то там специальными тряпками.
— Сурово.
— Ещё как сурово. И если ты думаешь, что я преувеличиваю, когда говорю десять раз. То ты ошибаешься. Потому что под десять раз я имею в виду именно ДЕСЯТЬ.
Тут я не выдерживаю и хохочу в голос, что явно нравится Дамиру, который одобрительно кивает моему настроению.
— И после такой экзекуции мы приняли два очень важных решения. Во-первых, по возможности убирать за собой сразу, не превращая всё вокруг в свалку. А, во-вторых, звонить в клининговую службу за пару дней до приезда родителей.
Примерно на такой же ноте проходит наш ужин, парни развлекали меня разговорами, вспоминая забавные случаи из совместного детства. Отчего моя душа начинала волнительно трепетать. И дело было не в самих историях, думаю, что секрета в них никакого не было. Но у меня упорно складывалось впечатление, что именно здесь и сейчас, на этой кухне эти два человека посвящали меня во что-то очень важное, впуская не только в свою жизнь, но и семью.
Посуду мыл Стас, после того как Дам с ехидным видом умотал к себе в комнату. Я сидела на кухонном диванчике и гладила счастливого Боню, который всё-таки решил присоединиться к нашей компании. Чернов притворно бурчал на несправедливость этого мира, но тарелки тёр усердно.
— Почему ты мне сразу не сказал про свою семью? — задала давно волнующий меня вопрос.
— Что именно? — оборачиваясь, хмурит брови Стас.
— Что ты не единственный ребёнок в семье.
— Ты так уверенно об этом говорила, не хотел тебя разочаровывать.
Говорит, а сам быстренько отворачивается к посуде и даже больше не бурчит. Значит, не одна я люблю хранить свои тайны.
— Ну а всё же? — настаиваю на своём. — Ты ведь и потом не сказал. Когда с Викой и Кристиной по телефону разговаривал. Это твои сёстры? Ты же видел, что я не то что-то подумала. И Дама ты как своего соседа представил. И…
— Ладно, ладно, я понял, что ты не отвяжешься, — качает головой он, выключает воду и поворачивается ко мне. — Это сложно.
— Я никому не скажу, — заговорщицки обещаю я, выставляя ладонь в клятвенном жесте.
Чернов закатывает глаза, но потом всё-таки поясняет.
— Наверное, мне хотелось, чтобы ты меня видела, — шутка про то, что я не слепая просится сама собой, но я сдерживаюсь. Вижу же по нему, что это всё серьёзно. Стас неторопливо вытирает руки полотенцем, а потом продолжает. — Когда живёшь в большой семье, люди в первую очередь обращают внимание только на это. Что, шесть детей?! — передразнивает он кого-то. — Где же вы все там помещаетесь?! А ваши родители слышали про контрацепцию? Не смотри так на меня. Люди разные бывают, мне и не такое говорили. Многим больше нравится осуждать, чем понимать. Я когда мелким был, на каждую свою оплошность и выходку только и слышал, что всё это из-за недостатков воспитания и родительского внимания.
— Стас…
— Нормально. Я ни о чём не жалею. У меня охренительная семья. Я за каждого из них костьми лягу. Но иногда хочется, чтобы меня мной воспринимали, а не… через всё остальное.
Встаю со своего места и подхожу к нему. Стас опять хмурится.
— Если решила меня жалеть, то я тебе покусаю.
Отрицательно качаю головой, касаясь его щеки.
— Я тебя вижу…
— Знаю.
Остатки вечера провели за приставкой в гостиной. Пили немецкое пиво и резались в Mortal Kombat. Точнее резались Стас с Дамиром. Я же просто сидела рядом, прижимаясь к плечу Чернова, и когда было надо, дула ему в ухо, после чего Стас по самой нелепой случайности проигрывал. Но наш заговор с Дамиром очень быстро раскусили, за что я всё-таки была укушена в плечо. Не больно, но вполне ощутимо.
— Сама играть будешь, — в качестве наказания Стас протягивает мне джойстик.
— Я не умею, — с круглыми глазами отмахиваюсь я от такой возможности.
— Ты не играла в детстве? — изображает глубокий шок Чернов.
— Нет. Я читала Бродского и играла сонаты, — вроде бы отшучиваюсь, а самой становится неловко. За то, что у меня как-то всё не так было… по-другому.
-Ах да, — ухмыляется Чернов. — Ты же у нас из окультуренных, а я и забыл.
Он говорит… так легко и спокойно, словно это не имеет никакого значения. Играла ли я в приставку, плевала ли в потолок, вышивала ли крестиком… ну или каталась по музыкальным конкурсам. Нет, ему не всё равно, но всем своим видом он показывает, что я… для него нормальная при любом раскладе.
Разморённая теплотой нашей общей атмосферы, я уснула сидя на полу, прижавшись к Черновскому плечу. А проснулась уже в его постели, когда спящий Стас сквозь сон крепко обнял меня.
Глава 18
Следующие две недели показали, что Стас был прав, и у нас оказался катастрофический дефицит свободного времени.
По утрам у меня была учёба. Чернов подвозил меня до универа, а затем уезжал по своим делам. Как выяснилось, у него тоже иногда случались занятия, встречи и консультации. Я честно высиживала свои пары, стараясь делать на них по максимуму, чтобы потом не тратить время на ликвидацию долгов и попытки что-то там наверстать. Затем было общежитие, где я быстро ела, учила, читала, писала и уже ближе к вечеру закидывала вещи в рюкзак и летела в бар. Смены стояли достаточно плотно, но я больше не паясничала, честно выполняя все свои обязанности и улыбаясь этому миру.
Поначалу Стас пытался высиживать со мной всю мою рабочую смену, но мы оба быстро поняли, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он почти впустую тратил своё время, а я теряла половину своей работоспособности, пуская в его сторону влюблённые взгляды. Поэтому он просто приезжал за мной после смены, не спрашивая ни моего мнения, ни моих планов, усаживал в машину, целовал и вёл автомобиль в сторону своего дома. Вначале я ещё пыталась сопротивляться такой наглости, но он недовольно зыркал на меня и велел не страдать хернёй.
Приезжали сильно за полночь, находя в себе остатки сил на геройства в постели. С каждый днём всё больше и больше начиная походить на двух зомби, невыспавшихся и измождённых, ну хоть удовлетворённых, что неплохо так радовало. Спали урывками, когда и где придётся. Ходили как в коматозе, помятые, исхудавшие, бледные, и опять-таки, какие-то блаженные. Дамир крутил пальцем у виска и говорил, что выражение «затраханные в усмерть» приобретает новые смысловые грани. А у меня даже сил смущаться не было.
Стасу везло чуть больше, когда у него не было футбола, он успевал спать в те часы, что я была на работе. Всё закончилось тем, что я начала вырубаться у него в машине, не доезжая до дома. Так что у Чернова очень быстро вошло в привычку таскать моё бренное тело от машины до кровати, а я даже не просыпалась. Но в тот день, когда я проспала весь свой выходной, его прорвало. Психанув, поехал в бар к Севке, требуя сократить мне количество рабочих смен. Игнатьев в своей рассудительной манере развёл руками и сказал, что нагрузку я себе определяю сама, а он лишь утверждает рабочий график. Чернов угрожающе щёлкнул зубам и перепахал мой график так, что у меня выходило всего лишь пара смен в неделю.
В тот вечер мы впервые поругались. Бурно и шумно. Он заявил, что я упрямая дура, а я орала, чтобы он не лез в мою жизнь, и что я сама в состоянии принимать решения за себя. Спать ложились обиженные и злые. Долго крутились и вошкались, а потом я не выдержала.
