Мне нужна была хорошая пощёчина, и её могла дать мне лишь Кэти. Но сейчас писать подруге не было сил, так как я уже предполагала, что мне не хватит энергии отвечать на её упрёки. Да и я сама знала, что не просто подписала трудовой договор. Я поставила подпись под добровольным соглашением сойти с ума от угрызений совести и в страхе стать лакмусовой бумажкой боёновского психоза, который смешался с его резко открывшимися для меня давними чувствами. Сегодняшняя ночь обещала стать бессонной, и дело было не в подготовке к перелёту. Зайдя в тёмную прихожую своей квартиры, я, включив свет, собиралась первым делом погладить жёсткую макушку Хризантемы, которая обычно неподвижно сидит у стенки и служит моим личным сторожем. Но рука повисла в воздухе, и я заметила, что валяная собака отсутствует на своём месте. Я же не настолько сильно заработалась и точно помнила, что не перемещала игрушку со своего законного места. Второпях сняв босоножки, я босиком побежала в комнату, надеясь всё же увидеть её там. Быстро включив свет в спальне, я сразу же заметила Хризантему, боком лежащую на кровати. И поняла, что хотела увидеть не её. Тяжело вздохнув, я пыталась унять учащённо забившееся сердце и собиралась рассмеяться себе под нос за подобные надежды, но меня перебил мужской голос за моей спиной.
— Что-то ты поздно, Соник. — Это был он.
Я не решалась повернуться, боясь убедиться в том, что у меня галлюцинации. Но они не могут быть настолько мучительно реальными, ведь татуированные руки уже обхватывали меня за талию, заставляя спиной чувствовать теплоту, по которой я безумно соскучилась.
— Опять бралась за каждую статью, чтобы показать боссу, какая ты у меня умница? — прошептал парень мне в ухо и положил подбородок мне на плечо.
Джунён говорил эти слова так спокойно и беспристрастно, словно всё было нормально. Словно не существовало никакой лечебницы, никакого психоза, никакого брата. Мне хотелось ударить его за это. Очень сильно ударить, чтобы он всем телом ощутил всю ту боль, которую я испытала из-за него. И, повернувшись к парню лицом, я не смогла даже поднять кулака, и крепко обняла его, не желая больше отпускать. Слёзы уже неосознанно скапливались в уголках глаз, но я не хотела давать им волю, так как мне много надо было сказать.
— Чёрт. Если бы в больнице меня каждый день так обнимали, мне не пришлось бы торчать там целый год, — усмехнулся он, поглаживая мою спину, пока я глухо всхлипывала в его грудь.
Я не думала о том, что Джунён вообще делает за пределами больницы. И мне было плевать, если я сама свихнулась, и он вообще не настоящий. Я готова была ещё сильнее возненавидеть себя за то, что позволила ему уйти, ведь и не понимала, что буду так сильно скучать по этому человеку. И неважно, насколько опасным он может оказаться и кем вообще притворяется.
— Если ты будешь плакать, я начну думать, что ты плачешь из-за меня, — проговорил он, проводя ладонью по моим волосам.
— Я плачу из-за тебя, идиот, — недовольно буркнула я, посмотрев на него сквозь слёзы, и только сейчас заметила, что сахарной ваты нет. Коротко стриженый брюнет. — Ты что сделал? — возмущённо спросила я, отстраняясь от парня.
Здравый смысл стал постепенно возвращаться, и я неосознанно вспомнила про его бредовое желание занять место своего брата.
— Знаю, Соник, ты любила их даже больше, чем я, — улыбнулся он, поглаживая макушку, — но правила лечебницы запрещают яркие причёски. Они, видите ли, нехорошо влияют на психику других пациентов, — он скривил рожицу, продолжая улыбаться, и этого было более, чем достаточно, чтобы я прижалась к нему крепким поцелуем, убедившись в том, что Джунён сейчас в адекватном состоянии. — Я рад, что ты больше не злишься на меня, — прошептал он после поцелуя, и когда я вдохнула воздуха, чтобы обрушить на него шквал вопросов о том, почему он сейчас не в больнице и каким образом пробрался в мою квартиру, он заткнул меня более настойчивым поцелуем.
Сквозь закрытые глаза я ощутила, как свет в комнате выключился, пока Джунён, прижав меня всем телом к своему торсу, вёл в сторону кровати.
— Что ты… что ты делаешь? — спросила я шёпотом, не открывая глаз, при этом не желая отстраняться от его губ.
— Хочу закончить то, на чём мы с тобой остановились, — ответил он и, не давая мне и секунды на осознание своих слов, опустил бретельки моего длинного сарафана.
— Ты не считаешь, что сейчас совсем не подходящий момент? — проговорила я, всё равно позволяя ему медленно опускать сарафан вниз по телу, хоть и пыталась оттянуть момент, так как сильно волновалась, предвкушая его.
— Я считаю, что ты сейчас слишком много говоришь, — на этих слова я в одном белье оказалась прижата к своей кровати, ощущая краем локтя валяную шерсть Хризантемы.
Отпрянув от грубоватых губ парня, я опустила голову вниз, надеясь сквозь темноту заметить собаку и убрать её.
— Что там? — спросил он, когда его ладонь уже сжималась на моей груди.
— Я не могу при ребёнке, — робко пробормотала я, зная, как бредово звучат мои слова.
— Ты сумасшедшая, — рассмеялся он и, взяв Хризантему на руку, встал на ноги.
Я усмехнулась его замечанию, понимая их ироничность, и следила за тем, как он выходит из комнаты.
— Ты сам сделал меня такой, — ответила я парню, когда он через несколько секунд вернулся, и покрылась приятными мурашками, любуясь Джунёном, под светом из прихожей снимающем на ходу рубашку.
— И совсем не жалею об этом, — томно прошептал он, накрывая меня своим телом, и прижался губами к моей шее.
Смачные поцелуи быстро и хаотично перемещались от шеи к ключицам, а потом обратно губам, что я просто не успевала реагировать на них, полностью отдавшись непонятному такту. И, когда я ощутила сквозь тонкую ткань его брюк упирающийся в меня стояк, неосознанно замычала, испытывая безумное желание, болезненно отдающее внизу живота. Рука медленно опустилась к его члену, любопытно исследуя его, и я слишком поздно осознала для себя, что Джунён сейчас одет в больничную пижаму. Мне захотелось немедленно от неё избавиться, чтобы на мгновение забыть о его психозе, и указательным пальцем потянула за резинку штанов, отвлекая его от своей груди, которую он кое-как смог избавить от бюстгальтера.
— Они забирают уличную одежду и возвращают только при выписке, — проговорил он, без слов поняв мои намёки, и по-быстрому снял с себя остаток пижамы.
— Нижнее бельё они тоже забирают? — усмехнулась я, бедром ощущая его голый стояк, на что он несильно укусил меня за сосок, не давая в очередной раз упрекнуть его в эксгибиционизме.
Я уже не стала говорить про то, как скучала и по этой его странности, изгибаясь под смачными поцелуями по своему телу. Каждое его прикосновение отдавало мелкими ударами тока по коже, и мне не хотелось думать, что больше я никогда не смогу этого ощущать. И когда я предстала перед парнем полностью обнажённой и всем телом прижималась к Джунёну, начинала понимать его ненормальную привычку к оголению. Я реально сходила с ума вместе с ним и совсем позабыла о своём стеснении, открываясь перед ним и полностью доверяя себя ему. Резкие движения с каждым разом причиняли большую боль, что влага рефлексивно выступала на уголках глаз. С каждым моим болезненным вздохом он шёпотом тараторил извинения, и я старалась затыкать его поцелуями, так как неосознанно вспоминала его бормотания в бреду. Мне достаточно было ощущать его в себе, ведь один раз привыкнув к этому человеку, от него стало слишком сложно отвыкнуть. Я не знала, как признаюсь ему в том, что меня не будет в стране целую неделю, так как самолично была готова позвонить сейчас Боёну и отменить всё, чтобы провести как можно больше времени с его братом. Кто знает, когда ещё я смогу быть так близко к нему, слышать его глухие вдохи и выдохи, наслаждаться прикосновениями и поцелуями, ритм которых я, кажется, никогда не смогу поймать. Мне нравилось то, как он пытается менее болезненно входить в меня, и я была стопроцентно уверена, что ему также стыдно за свою ложь, причинившую мне ещё большую боль.
