«Его удары не смогли сломить меня, как и ещё один неприятный удар, который я получила, когда пришла в себя».
Когда я очнулась, рядом со мной сидел Габриэль. Дядя выглядел полностью уничтоженным. Только смерть матери могла так его изломать. И вот так, не обменявшись ни словом, я поняла, что больше никогда не увижу мою бедную mamasita. Я считала Палому слабым человеком, но мне следовало помнить, чему она пыталась научить меня в детстве.
Шестнадцатью годами ранее
Я ищу среди скал веточки. В моём песочном замке будет настоящий мост!
Мама лежит в тени и читает.
Маяк наблюдает за нами сверху, как часовой. Это первый раз, когда мы уезжаем с Кубы одни, мама сказала, что скоро мы переедем сюда. Она взяла меня посмотреть, как идёт строительство нового дома. Он будет прекрасен!
— Бланка, подойди ко мне, дорогая, я должна тебе кое-что сказать! — мама зовёт меня, размахивая книгой, как флагом.
Когда мы вместе, я всегда счастлива, особенно если она хочет поделиться со мной тем, что нашла в книгах, потому что это заставляет меня чувствовать себя важной.
Мой отец проводит всё своё свободное время с Тейлор. Он говорит, что я глупая, как мама, но это неправда. Она притворяется глупой, и он оставляет её в покое. Когда я подхожу к ней, мама хватает меня и усаживает между своих ног, крепко обнимая и целуя в голову.
— Вот и моя маленькая строительница замков. У тебя вкус соли. Когда вернёмся в отель, мы примем хорошую ванну, а сейчас читай здесь и скажи мне, что ты думаешь.
Я прислоняюсь спиной к её груди, беру книгу и начинаю читать вслух предложение, на которое она указывает.
— «Самые сильные души — те, кто закалён страданием. Самые сильные характеры осыпаны шрамами».
На мгновение я задумываюсь, но фраза мне не очень понятна.
Я поднимаю голову и поворачиваюсь к маме лицом.
— Мама, что это значит? — спрашиваю я, когда она улыбается и дарит мне ещё один поцелуй, на этот раз в лоб.
— Что нам суждено быть сильными Бланка. Каждый раз, когда будут пытаться нас обижать, мы будем становиться сильнее, пока не придёт время, и уже никто не сможет себе позволить указывать нам, что делать.
Затем мама вздыхает и смотрит на море. Она такая красивая, у неё такие же глаза, как у меня. Мама убеждена, ни у кого нет глаз такого же цвета, как наши.
— Обещай мне одно, — теперь у неё очень серьёзное выражение лица, — обещай, что бы ни случилось, ты не позволишь сломить себя, а пойдёшь вперёд и возьмёшь свой кусок мира. У тебя есть право, ты понимаешь?
Я не уверена, что понимаю, что именно мама пытается мне сказать, но, похоже, для неё очень важно это обещание, поэтому я киваю и крепко её обнимаю.
— Я говорил ей не выходить замуж за Цезаря, но она меня не послушала. Однажды она уже ошиблась с мужем. Чертовски упрямая, Палома не хотела положиться на меня, я мог бы обо всём позаботиться, — говорит Габриэль, присоединившись ко мне среди скал.
— Что значит, «однажды она уже ошиблась с мужем»? — удивлённо спрашиваю я.
— Забудь, иногда вырывается. Рано или поздно я расскажу тебе о первом мужчине твоей матери, но сейчас не время, — Габриэль качает головой, как бы проясняя мысли.
Я не знала, что мама была замужем до того, как встретила Цезаря. Сейчас, думаю, не тот случай, когда нужно настаивать. Уверена, когда Габриэль успокоится, он расскажет мне об этом, дядя никогда ничего от меня не скрывал.
— В любом случае, мне кажется, я знаю, почему Палома вышла за него замуж, — говорю, приближаясь к нему, — бабушка умерла, как и твоя сестра. Тебе было всего 18, а мама была моей ровесницей. Было бы невозможно управлять «Paraíso» и одновременно присматривать за Ларой, которой в то время, напомню, было всего два года. Палома просто пыталась найти решение, не вини её, — я пытаюсь объяснить, продолжая смотреть на море.
— Я уже знал, что значит работать, Бланка, — раздражённо возражает он.
— Не думаю, что сейчас время для самосуда, согласен? — вздыхаю я.
— Ты права, я просто не могу смириться с фактом, что она ушла навсегда. Ей не следовало идти к Джулиану одной, я сказал подождать меня, — бормочет он, бросая камень в воду.
«Придёт время, и уже никто не сможет позволить себе указывать нам, что делать».
Вспоминаю её слова и понимаю, что мама, по крайней мере, умерла свободной женщиной.
— Габриэль, твоя сестра не могла выбирать, как жить, но она решила умереть, пытаясь спасти меня. Она дважды подарила мне жизнь, и я не намерена тратить её впустую. И ты тоже не должен. Бесполезно думать о том, что могло бы произойти, если бы всё пошло по-другому. Сейчас самое время смотреть вперёд.
— Поэтому ты решила уехать? — спрашивает он, пожимая мне руку.
— И да, и нет. Я говорила тебе раньше, что хочу уехать в Майами. Просто придерживаюсь своих планов, почему бы и тебе не рвануть со мной? Давай вместе начнём сначала.
Предлагая, я могу представить себе его реакцию.
— Не-а, а кто позаботится о «Placita»? — отвечает он, улыбаясь.
«Он никогда не покинет эту проклятую дыру, если дядя снова спросит меня, откуда у меня такое упрямство, я буду знать, что ответить».
Я понимаю, что солнце уже полностью зашло, как и моя семья.
Тейлор похоронена в семейной часовне вместе с Цезарем. Они заслуживают общества друг друга, и никто никогда больше не потревожит их; будут гнить в одиночестве.
— Пора прощаться с Паломой, — говорит Габриэль, отвлекая меня от этой назойливой мысли.
Я поднимаю стоящую у ног урну, открываю и бросаю содержимое в море:
— Возрождайся свободной Палома Наварро Кортес. Отныне я буду такой! — восклицаю я сквозь слёзы.
Ветер заставляет пепел танцевать, а затем сопровождает его среди волн. Глаза Габриэля увлажняются, и он, прокашлявшись, маскирует всхлип и молча направляется вглубь острова. Я следую за ним на расстоянии. Прогулка до парковки позволяет нам обоим прийти в себя.
«Я должна двигаться дальше».
— Значит, ты ни капельки не будешь скучать по Пуэрто-Рико? — спрашивает Габриэль, заводя машину.
— Нет, но я буду скучать по тебе, — отвечаю, целуя его в щёку.
— Можешь не беспокоиться, я буду часто навещать тебя, хотя бы для того, чтобы убедиться, что ты питаешься. Боже! Ты кожа да кости! — ругает он.
— Эй, полегче, едва я вернусь к своему обычному ритму, то быстро приду в форму, хватит быть такой наседкой, — протестую я, взъерошивая его волосы.
Дорога до дома свободна. Когда доберёмся до моей квартиры, я должна начать собирать свои вещи, отбрасывая лишнее.
Пока я думаю о том, что мне предстоит навсегда оставить в Пуэрто-Рико, Габриэль снова начинает говорить:
— А как же некий Дамиан Монтеро, разве ты не будешь скучать по нему? Он приставал ко мне две недели, спрашивая про тебя.
«Дамиан Монтеро — моё проклятие. Если бы я только могла выкинуть его из мыслей, всё было бы идеально».
— Габриэль, он не хочет обязательств и не сделал ничего, кроме как заставил меня страдать. Я не собираюсь продолжать чувствовать себя плохо из-за человека, который так боится любви.
— Иногда труднее лишить себя боли, чем удовольствия, — приговаривает дядя, удивляя меня.
— С каких пор ты начал читать Фицджеральда? — недоверчиво спрашиваю его.
— Ты должна продолжать обсуждать книги с кем-то, верно? Палома любила читать и передала эту страсть тебе. Несколько книг не убьют меня и помогут почувствовать себя ближе к вам обоим.
Это такая сладкая мысль, что я могу растаять, как мороженое. Рано или поздно Габриэль найдёт подходящую женщину, я чувствую это.
— Ты замечательный человек, тебе кто-нибудь говорил об этом?
