весёлого. Микаса с самого утра звонила матери, ругалась с ней, проклинала, бросала трубку и вновь звонила, чтобы осыпать порцией обвинений. Эрен не знал, как подступиться к любимой девушке и принять хоть ничтожное участие в её утешении. Когда он наблюдал за угрюмыми и избегающими друг друга Жаном и Пик, бодрости духа это не прибавляло. Микаса позволила приблизиться лишь Армину и закрылась с ним в одной из комнат досматривать оставшиеся серии «Гордости и предубеждения».
Погода стояла скверная. Небо заволокло предгрозовыми облаками, но упрямый дождь всё никак не хотел пролиться. Парни пили пиво на балконе второго этажа, грустно сетуя на то, что сорвалась прогулка по лесу, а дрянной дождь всё чего-то выжидает.
Закончив посиделки перед ноутбуком, Микаса вышла на веранду и посмотрела в серую даль. Казалось, её жизнь разваливается, и она вместе с ней. Вот бы найти виновного в случившемся ― что-то осязаемое и понятное, но единственной виновницей она считала себя: за то, что посмела раствориться в счастье с Эреном. Ей казалось, что возвращение Бруно стало наказанием за то, что она забылась, заигралась. Страдания всегда были нормой жизни, а удовольствие ― это глупая блажь, которая ей досталась по ошибке. «Наша страсть ― игры двух детей, никакая не любовь», ― убеждала она себя.
На веранду вышел Эрен, хмурый и задумчивый ― очарование грусти. Микаса разозлилась на себя за то, что невольно залюбовалась им. Он прижался плечом к её плечу и закурил.
По просёлочной дороге медленно двигался ретро-автомобиль Шевроле молочно-бежевого цвета, направляясь к краю деревни, где стояли новые коттеджи. Кудесник из чужого мира. Микаса вздрогнула, сжав ладонями деревянную балюстраду, и изумлённо приоткрыла рот, провожая автомобиль округлившимися глазами.
― Мистер Дарси, ― по-детски прошептала она, стиснув на груди ткань футболки.
― Чего? ― Эрен издал смешок недоумения и тоже бросил взгляд на Шевроле, мгновенно посмурнев. ― До чего всё-таки тесен наш остров…
― Вадим Александрович! ― сама не своя прокричала Микаса, размахивая руками, и подалась всем телом вперёд. ― Постойте! ― Она сорвалась с места.
― Микаса, что ты делаешь? ― Эрен поймал её за локоть и сердито сдвинул к переносице брови.
― Да пусти же ты меня! ― в сердцах завопила она, одёргивая руку.
Вдали прогремело, почерневшие облака пришли в движение, в воздухе начинало пахнуть озоном. Вторя направлению хлынувшего ветра, Микаса обернулась вслед уезжающему автомобилю и побежала за ним. Насекомые горланили как сумасшедшие, предчувствовали надвигающуюся грозу. Остановившись на полпути, Микаса схватилась за волосы на макушке и поглядела, как на песок и торчащие из него травинки капают холодные капли.
Он был ответом. Ответом на её мольбы, её спасителем ― её мистером Дарси. «Я стремлюсь к тебе всем своим разрушительным существом», ― твердили его голосом воспоминания об осенней ночной поездке. Вадим Дементьев не Эрен Йегер ― не чудаковатый мальчик без стремлений и познаний об искусстве и жизни. В его руках власть изменить её существование, в его руках её детское сердце, подаренное в день их первой встречи. Микаса вновь ощутила, сколь желанным он был для неё ― взрослый, смелый в суждениях, умный и элегантный. Он противоположность её юношеским барахтаньям под одеялом с лучшим другом, противоположность грязному, убогому мирку, в который ей предстояло завтра вернуться по прибытии домой. Наплевав на здравый смысл, на всё пережитое за это лето и за последние дни, Микаса двинулась вперёд. Ливень умывал пустые тропинки и качающиеся деревья, стекал грязными ручейками вдоль просёлочной дороги. Она недолго блуждала по лабиринту участков, без труда угадав дом Дементьева по припаркованному возле дороги авто. Он отличался от вычурных коттеджей вокруг. Это был небольшой старинный дом, полностью перекрашенный и отремонтированный.
Трясясь от холода и сырости, Микаса постучала в дверь. Глухие шаги, скрип петель.
― Ты чего здесь делаешь, глупышка? ― неестественно улыбнувшись, произнёс Дементьев и отпил из стакана виски.
― Я увидела вашу машину и поняла, что единственное место, где я сейчас хочу быть — рядом с вами! ― На её глазах выступили слёзы.
Дементьев вдруг переменился в лице и окинул взором свою гостью с головы до пят.
― Ты зря пришла, девочка. Я не тот, кто должен тебя утешать, что бы ты себе там ни выдумала.
― Откуда вам это знать? Вы привыкли играть в затворника и разучились понимать, что другие могут в вас нуждаться! Я никуда не уйду!
― Что ж… Переубедить тебя не способны и небеса, ― сдался он. ― Проходи, а то вымокла вся, как облезлая дикая кошка.
Без лишних церемоний гостеприимства Дементьев ушёл в гостиную. Скинув сандалии, Микаса проследовала за ним в полумрак и остановилась подле старинного кресла, наблюдая, как он берёт с камина бутылку из толстого стекла, чтобы плеснуть ещё одну порцию выпивки. Он был прекрасен в отсветах рыжего пламени, ему так шли бежевые брюки свободного, но изящного кроя и синяя рубашка-поло. Обернувшись, Вадим протянул наполненный стакан Микасе.
― Прости, но чая у меня нет. Зато мигом согреешься.
― Моя глупая мамаша встретила хорошего человека, но вскоре бросила его ради этого грёбаного алкаша, ― сказала Микаса, принимая из рук Дементьева виски.
― Мне очень жаль. Эта мразь никак не перестанет отравлять твоё существование.
― Вся моя жизнь ― калейдоскоп дерьма. И только вы в ней неизменно были тем, кто одним только своим видом дарил мне утешение.
― Неужели? Так уж я один? ― ухмыльнувшись, уточнил Дементьев. ― По-моему, ты устала и жутко бредишь. Потому что единственный, кто действительно мог дарить тебе утешение, ― твой бешеный дружок.
― Эрен ― это несерьёзно…
― Хах, может быть. Не мне судить. Но, кажется, пару дней назад ты считала иначе. По крайней мере, мне так казалось, когда я видел вас подле дома вашего друга. Ещё подумал тогда, мол, как же она повзрослела. Ты ведь здесь впервые занималась с ним любовью? Верно, девочка?
Микаса была шокирована его бестактной прямолинейностью. Воинственно прижав обеими руками к груди стакан, она рассерженно сверкнула на него грозовыми глазищами, словно именно они и повелевали дождём да молниями за окном.
― Я не хочу говорить об Эрене! И вас не касается, чем мы… ― Она выдохнула и сделала большой глоток. ― Порой я вас не понимаю: зачем из кожи вон лезете, чтобы доказать мне, что вы подонок, каким не являетесь? Дерзите, говорите непристойности…
― Потому что я и есть подонок. И это ты пришла ко мне,
