тебя о фотографе тоже было бы здорово. Кто-то должен был знать об этом.
— Мой агент устроил это. — Я говорю это как можно более непринужденно, слова звучат для меня чужеродно и странно. Мой агент устроил это.
— Мне пришлось отключить телефон, — возмущенно заявляет Райан, как будто необходимость сделать это является нарушением ее конституционных прав.
— И? Хочешь, чтобы я тоже отключил свой? — Серьезно, что она хочет, чтобы я сделал прямо сейчас?
Ситуация находится вне моего контроля.
Она прищуривается на меня.
— Нет, я не хочу, чтобы ты отключил свой! Я не это имела в виду. Я просто имела в виду… — Ее руки взлетают вверх, затем опускаются по бокам. — Я не знаю, что я имела в виду. Я просто… напугана.
Она будет еще больше напугана, когда прочитает новости в Интернете, но мы перейдем этот мост, когда дойдем до него.
К этому времени все ее друзья — и мои друзья — уже видели новости, и почему это так важно для людей, я не понимаю. На самом деле, кому какое дело, с кем я встречаюсь или не встречаюсь, или с кем сплю? Какое кому-то дело до того, с кем я целуюсь на парковке после игры или везу домой к своим братьям?
Кому. Блядь. Какое. Дело.
Я пересекаю комнату и сажусь на диван позади нее, надеясь, что она тоже сядет, чтобы мы могли обсудить все рационально.
Я не хочу быть в этой переделке больше, чем она; если уж на то пошло, то этот взрыв еще больше привлекает внимание ко мне, в то время как я пытаюсь просто играть в футбол.
— Послушай, — начинаю я. — Я тоже был удивлен, увидев вчера вечером этого парня на парковке. Я, честно говоря, думал, что ты будешь на большом экране с надписью «подружка», как они делали с девушками других игроков, потому что толпе это нравится. Это правда.
— Но ты же видел того парня на парковке.
— Да, видел. Вот почему я хотел вытащить тебя оттуда, но к тому моменту было уже слишком поздно.
— Слишком поздно, — повторяет она.
— Да. Ущерб уже был нанесен.
— И что теперь?
— Полагаю, мы должны дать этому утихнуть.
— Мы все еще будем делать что-то вместе? Например, появляться на людях?
Я неуверенно потираю подбородок.
— Давай я спрошу у Элиаса, что он хочет, чтобы я сделал.
— Кто такой Элиас?
— Мой агент.
Ее рот сжимается в линию.
— О.
— Он неплохой парень и хочет только лучшего для меня.
Райан раздражается.
— То, что лучше для тебя, не то, что лучше для меня.
Я…
Не думал об этом в таком ключе.
Она права. То, что лучше для меня, не то, что лучше для нее — не сейчас, когда люди будут дышать ей в затылок. Ей нужно ходить на занятия, и она должна работать.
— Я просто хочу знать, что сказать родителям. Если скажу им, что притворяюсь, что встречаюсь с тобой, они подумают, что я идиотка. Я уже сказала маме, что мы не встречаемся, и она была потрясена, очевидно, она живет в 50-х годах, где девушка не может целовать мужчину, с которым она не обручена.
Ее мама звучит как строгая женщина
— Моя мама привыкла к таким вещам.
Райан приподнимает брови.
— Как это возможно?
— Мой старший брат Дюк играл за «Нью-Йорк», и когда его видели рядом с кем-нибудь, СМИ создавали впечатление, что они встречаются. Это мог быть кто угодно — его публицист, кузина, друг, стилист в магазине — так что моя мама привыкла к подобному дерьму. Не думаю, что она даже написала мне.
Во всяком случае, пока нет.
У меня никогда не было романтических отношений с кем-либо раньше, так что есть шанс, что она свяжется со мной позже.
— С тобой все будет хорошо, если я пойду домой?
Мне нужно в спортзал на дневную тренировку с моими братьями, и иногда наши помощники тренера любят просматривать записи игр перед тренировкой.
Райан пожимает плечами.
— Я буду в норме.
В норме.
Я ненавижу эти слова, но приму их, потому что мне действительно нужно уходить.
В моем животе образуется пустота, это маленькое раздражение, которое я привык называть чувством вины, но в данный момент я ничего не могу поделать — ни с ситуацией, ни с тем, что мне придется уйти.
Я не собираюсь опаздывать из-за того, что какой-то придурочный репортер показал мое лицо по телевизору.
Райан
«В день, когда мужчина сделает меня счастливее, чем чипсы, гуакамоле и маргарита, я выйду замуж. Если только он не играет в футбол».
— Сэв
«Я буду в норме». Мои последние слова.
Я позволила Далласу выйти за дверь и отправиться на тренировку, не говоря больше ни слова, потому что… ну, что тут можно сказать? Ничего нельзя поделать с этим затруднительным положением, на которое я подписалась, не зная о последствиях.
Да и как я могла?
Я обычный человек.
Обычная студентка, ходящая на занятия и занимающаяся своими делами. Я не играю на стадионе в окружении тысячи кричащих людей — у меня нет фанатов. У меня нет стипендии. Меня не показывают по телевизору.
Встречаться с Диего было совсем по-другому.
Диего не будет участвовать в драфте, не будет играть в профессиональный футбол, поэтому встречаться с ним было неброско.
Встреча с ним была похожа на встречу с обычным парнем, если не учитывать все его тренировки в спортзале. Он ходил в спортзал так же, как я на работу несколько дней в неделю, поэтому мне и в голову не приходило, что, если меня увидят на публике с таким парнем, как Даллас, я окажусь в центре внимания общественности.
Я не смотрю футбол и не слежу за ним. Откуда, черт возьми, мне было знать, что он важная персона?
Он учится в колледже, черт побери; он не суперзвезда НФЛ. По крайней мере, пока.
«Я думала, что они поместят мою фотографию на большом экране на стадионе, и на этом все закончится».
Как неловко.
Моя наивность привела меня в эту переделку, и я не могу винить его за то, в каком положении сейчас нахожусь.
Что еще хуже, я чувствую, что за мной наблюдают — потому что так оно и есть.
Куда бы я ни пошла в кампусе, все взгляды устремлены на меня. Занятия, студенческий союз, прогулки по площади — люди смотрят на меня.
Это огромное давление — знать, что меня оценивают: по моей
