бесцветным. Ничего вокруг не слышу.
Я понимаю, что Амира теперь из тюрьмы не вытащить…
Точнее, это можно организовать, но только…
Как? Как добиться аудиенции с шейхом? Он же может всё решить, да?
Как же, чёрт, это утомляет!
Я совершенно не знаю, как поступить! Что ни выберу – везде есть свои минусы!
Слёзы на глаза наворачиваются.
Это когда-нибудь закончится, или эти испытания будут до конца моей жизни?
– Джахи, – произношу, сама, не веря в то, что делаю. Водитель, не отрываясь от дороги, вопросительно выгибает бровь. – Мы едем не домой.
– К господину Асадову нельзя.
– Нет, – машу отрицательно головой. – Поехали к шейху.
– Это ещё зачем? – прищуривается, напоминая мне сейчас Амира. Но нет. Ничто не сравнится с его колючим и притягательным взглядом. – Вы что задумали? Нас не пустят, там нужна запись на…
Я начинаю сомневаться в собственном решении. Но если я этого не сделаю – вряд ли Амир выйдет на волю.
– Не впадайте в панику, – словно одёргивает. – Шейх не поможет.
– Не могу, – с остервенением сжимаю ткань платья. – Что теперь делать? Аяз хоть и жив, но доказать это… Нереально. Суд отложить?
– Не могу сказать. И с Саидовым связаться не можем. Он ещё не в курсе, что сын у него живой, но так подло поступает. Решил подставить его, причём не один…
От каждого слова губы немеют.
А ведь это правда…
Почему я раньше не догадалась?
Он не один работает!
Амира кто-то подставил.
Раз Аяз жив… Он же? Нет-нет. Кто-то сообщил о его смерти?
Лана? Вряд ли… Она мать. К тому же, на стороне Амира.
Ничего не понимаю!
– Джахи, не спорь и вези меня к шейху. Мне всё равно на твои уговоры. Но пока Амира нет, я сама буду решать, как поступить.
Ему не нравятся мои слова.
Мне мои тоже.
Но хватит сидеть без дела и ожидать непонятно чего! Особенно когда даже люди вокруг, судя по тону и бегающему взгляду, не знают, что делать!
Джахи хоть и нехотя, но приказывает повернуть машину. А сам звонит Мансуру, докладывает о моих действиях. Слышу в трубку одно сплошное недоумение и мат. А ещё тысячу вопросов: почему я туда попёрлась?
– Госпожа…
– Вези, – решительно заявляю.
Не волнуюсь о том, что нас не примут.
Примут.
Я помню взгляд шейха на его дне рождения.
И почему-то уверена, что он не упустит возможности остаться со мной наедине…
Амир
Сжимаю от злости кулаки.
Не верю в то, что происходит…
Мой сын…
Мёртв.
Бью кулаком о каменную стену и хочу кричать. Долбить по камню, выплёскивая все переполняющие меня эмоции.
Гнев.
Ярость.
Злость.
Хватит! Задрало до невозможности!
Сначала я потерял одного ребёнка. По своей же вине! А теперь… Потерял и второго.
Аяза я любил. И люблю. По-своему, хоть у нас и были склоки, ссоры, мордобои. Несмотря на его характер – это моя плоть и кровь. Я его воспитал, защищал от проблем. Несмотря на все выходки и даже Еву… В душе любил. Ничуть не меньше, но своеобразно. Иногда у меня срывало голову, но потом я себя корил за поступки.
Даже после того, как этот засранец подкинул чужого ребёнка в наш дом. А потом, в последнюю нашу встречу, этот поганец сам признался, что хотел сделать Еве больно. Малышом, которого она никогда не сможет родить. Решил надавить на больное!
Сукин сын!
Вопить хочется. От того, что мы с ним нормально не поговорили. Не выяснили ничего. Не пришли к компромиссу.
Я надеялся, что он жив. Тогда, когда за мной пришла полиция… Верил.
Мы ведь виделись с ним до того, как всё это произошло. Я приходил к нему, чтобы поговорить. Сказать, чтобы он оставил Еву в покое. Мы кричали друг на друга, устроили драку. Снова. Опять.
До сих пор помню тот разговор, после которого я ещё долгое время ходил сам не свой.
– Ты доедаешь за мной объедки, отец, – усмехается, стирая кровь со своего рта. Я разозлился, не смог контролировать себя.
Вот и сейчас до боли стискиваю кулаки и сдерживаюсь, чтобы не размазать сына по стене. – Зачем она тебе? Бесплодная же. Или она такая классная в постели? Ты уж прости, я насладиться не смог, она ж вся такая трепетная! Не дам, подожди, у меня голова болит, месячные, я не готова. Как ей ребёнок? Я нашёл первого попавшегося. Ей должно было понравиться в роли матери. Ой, но беда… Подумаешь, его заберут, а она опять будет плакать и горевать о том, что никогда не сможет родить свою личинку.
Держусь из последних сил.
Так вот оно значит, что.
Вот кого я воспитал?
Ублюдка?
– Шалава она, не более. Ещё и пустая. С ней ни семьи, ни очага домашнего не сделаешь. Вечно в облаках.
Держись, Амир!
– Пустой здесь только ты, – цежу сквозь зубы. – Раз напал на беременную девушку, которая потеряла первого ребёнка.
– Что? – округляет от удивления глаза. Так он не знал? – Она беременна?
– Да. Скоро у тебя появится брат или сестра. Но. Я не позволю тебе к ней и на метр подойти, Аяз. Ты мой наследник, но многого себе позволяешь. С этого дня я запрещаю тебе подходить к Еве. Ещё одна выходка и я не посмотрю на то, что ты – мой сын.
Тогда я и ушёл.
Не убивал его.
И когда мне сказали, что он мёртв – не поверил.
А здесь очередное доказательство…
Точнее, улика.
Поэтому суд перенесли на сегодня.
В душе я надеялся, что Аяз жив. Думал, что он что-нибудь задумал. Желает отомстить мне, Еве. Всё логично до безобразия.
Думал, сына быстро найдут и всё решат, но…
Все больше дров в мой костёр. Не могу связаться теперь и с Мансуром.
Успехов нет.
Мёртвый…
Кто посмел? Только я мог это сделать. А тут… Кто-то другой. Так не хотят, чтобы я вышел отсюда? Врагов у меня много. И кто именно пожелал загнать меня за решётку… Хрен знает.
Бью кулаком об стену.
Это точно не шейх. Я ему нужен.
– Эй, мужик, ты тут не один. Утихни. Уже двое суток дебоширишь.
Оборачиваюсь, желая кому-нибудь врезать.
– Чего смотришь на меня так? Глазёнки вытаращил. Сядь и сиди. А-то по лицу получишь, – летит мне от какого то наглого араба.
Я усмехаюсь.
Серьёзно?
Не выдерживаю, отрываюсь от стены и иду к мужику. Накидываюсь на него, обрабатывая, как боксёрскую грушу.
Хреново до жути.
Боюсь за Еву.
За нашего
