этот миг. Илана, точно сломанная кукла, враз падает на колени и обхватывает живот руками. Я тут же подхватываю ее и вижу, что у нее пошла кровь. Много крови.
Сердце отбивает безумную чечетку. Блядь, это плохо. Это охренеть, как плохо. Рано еще. Очень рано. Что же ты творишь, девочка? Нахрена было так нервничать, да еще и по кому?
– Илана! Черт!
Подхватываю птичку на руки. К себе прижимаю. Она тут же бледная вся становится. Губы дрожат. В пиджак мой пальцами вцепляется намертво. Взгляд какой-то затуманенный, встревоженный. Перепугалась не на шутку.
– Тебе больно? Покажи мне. Где болит?
Слезы катятся из ее глаз, делая волосы мокрыми. Руками дрожащими к животу прикасается. Не говорит, упрямая, но я вижу, что ей больно. Сам не знаю как, но я это чувствую.
– Ничего, нормально все будет.
Малышка отворачивается, но мне похрен. Она злится на меня, думает, что я ее папашу грохнул, но сейчас это наименьшая наша проблема.
Быстро открываю заднюю дверь машины, и укладываю ее туда. Прямо так. Босую и без куртки. Сдираю с себя пиджак, и укутываю птичку в него замечая, что у меня почему-то начали дрожать руки. Как у гребаного наркомана.
Нет времени медлить. Я понимаю, что кровотечение в ее положении – это уже совсем не шутки, и просто до одури боюсь, что негативный прогноз от врача теперь точно сбудется.
Поднимаю взгляд на птичку. Она вся сжалась и держиться за живот.
– Илана.
Не реагирует. Ревет только. Дрожит вся.
– Илана, посмотри на меня!
Наконец, глаза на меня свои поднимает. Полные слез, страха и лютой ненависти. Ко мне.
– Не бойся ничего, поняла меня? Сейчас доедем.
Моргает только. Слезы прозрачные катятся по ее бледным щекам.
Сам сажусь за руль и завожу мотор. Не до водителя сейчас.
Быстро выезжаю со двора и гоню до клиники, как ненормальный. Мне не хватает воздуха. Терпения тоже.
Вдавливаю педаль газа до упора. Как знал, что какая-то, сука, беда произойдет, как чувствовал.
Блядь, ну почему, какого хрена она так распереживалась? Откуда Илана вообще узнала про гибель отца? Если кто-то из персонала вякнул, лично голову откручу, хотя она ни с кем, кроме Валентины никогда не обращалась. Боялась тут всех и каждого. И меня, конечно, в особенности.
Черт, точно. Телевизор в ее комнате. Видать, из него новости узнала. Проклятье!
Бросаю взгляд на птичку в зеркало заднего вида. Там нет никакого движения. Даже дыхания не слышу. Сжимаю руль крепче. Не нравится мне все это.
– Илана? Ты как?
Ноль реакции. Вообще ничего.
Блядь, эта упрямая малышка меня до дурки скоро доведет.
Протягиваю руку назад.
– Возьми меня за руку, слышишь?
Холодный воздух опаляет руку, но никто меня за ладонь так и не берет.
Когда же, гоня на бешенной скорости, я поворачиваюсь и смотрю на Илану, кровь стынет в жилах. У нее глаза закрыты, бледная вся, а кровь так и продолжает идти. Я вижу, как она уже лужей стекает с кожаного сиденья.
Становится дурно, и я до предела вжимаю в педаль газа. Если и с ней что-то…Нет. Пожалуйста. Только не это. Только не снова.
По пути набираю врачу, который ее вел. Нас уже будут ждать. Надо только доехать.
– Все будет нормально с вами. Все будет хорошо.
Говорю вслух это нам обоим, смотря на дорогу, но скорее себе даже. Чтобы не свихнуться. Чтобы просто не сойти с ума.
Как только к клинике подъезжаю, паркую машину и к Илане иду. Дверь открываю, ее на руки подхватываю и, завернув в свой пиджак, как в плед, несу в приемную. Заднее сиденье залито кровью.
Птичка даже не двигается. Вообще. Ее глаза закрыты, бледная вся, ресницы лишь трепещут и я понимаю, что она потеряла сознание.
Когда к себе ее хрупкое тело прижимаю, понимаю, что не хочу ее терять. Только не так. Только не после всего, что сделал с ней.
На входе нас сразу встречает бригада медиков. Целая стая врачей. Я всех поднял на уши.
Осторожно укладываю птичку на каталку, и ее тут же увозят. Быстро. Сразу в операционную.
Выхожу на крыльцо клиники и судорожно вытаскиваю сигареты. Закуриваю, но вообще не вставляет.
Блядь, мы же на УЗИ просто собирались. Должны были пол ребенка узнать сегодня. Еще рано рожать. Еще целый месяц ей ходить надо было, как минимум.
Звенящий телефон вырывает меня из дурмана мыслей. Дэн.
– Да.
– Роман Викторович. Есть новости.
– Говори.
– Поймали мы все-таки упыря того, что тогда стрелял в вас ночью. Выжил он. Живее всех живых. Он же и Озерова вчера зачистил. Придурошный лицо свое в одной из камер по глупости засветил. Нашли быстро. Я ж говорил, профан.
– Не тяни. На кого работает, узнали?
– Узнали. На Андрея Быкова. Он заказчиком был. И тогда похоже нанимал того упыря стрелять в вас с Иланой. По три отрезанных пальца на обеих руках творят чудеса, и наш снайпер на этот раз быстро заговорил.
Сглатываю. Быков. Андрей Быков. Я знал этого урода еще со студенческой скамьи. После наши пути разошлись, но я слышал, что он тоже поднялся. И не хило. Какого хрена он творит? Быков, оказывается, тогда навел снайпера на Илану, а значит, ему точно не жить.
– Что дома откопали дома у Озерова? Есть что-то? Почему его убрали?
– Служба безопасности последние звонки Олега подняла. За последние два дня он звонил Быку раз так тридцать, но разговаривали они всего один раз. Узнали, что Озеров последнее время под Быком крупно ходил, благодаря чему быстро продвинулся в политике, но конечно же, не безвозмездно. Работал Олег на него. Плотно, хоть и скрывал это от всех.
Озеров отказался платить кеш Быку в очередной раз, так как выборы проиграл, и не нуждался больше в его мнимой поддержке. Он не хотел больше выполнять, как он сказал за него всю “грязную” работу. Ну Быков и решил, видимо, проучить Озерова за это, так как спустя шесть часов после этого разговора Олег был убит. Может, конечно, немного перестарался его снайпер. Может он только припугнуть его хотел, да вышло не по плану.
Делаю глубокую затяжку, выпуская дым через нос. Я не понимаю, какого хрена происходит. Ну были у Озерова терки с Быком. Я, блядь, тут причем? Илана причем? Мне кажется, хуже уже быть просто не может, но нет.
– Роман Викторович, но есть еще кое-что, что мы нашли. Думаю, вам надо знать.
– Не тяни.
– Наши ребята сразу же к Быку ломанулись, спецназ сработал чисто,
