выбор, пока еще он есть. У вас считанные секунды. Кого мы спасаем?
Слова хирурга бьют под дых. Без подготовки. Наотмашь. Сам от себя не ожидаю, как хватаю его за грудки, впечатывая в стену. Меня всего трясет. Не помню, чтобы хоть раз такое было со мной.
– Никакого выбора, ясно?! Никакого, блядь выбора! И мать и ребенок должны выжить. Иди, делай свою работу.
С врача аж шапка слетает от моего выпада. Он что-то еще бормочет, но быстро удаляется в операционную.
Меня всего колотит. В висках жутко пульсирует. Жадно хватаю ртом воздух. Что это было вообще? Что за херня происходит. Как? Как она могла это предвидеть? Как вообще могла решить это сама? Девочка моя, зачем ты вообще об этом думала?
Дышать трудно. Как они смеют вообще об этом спрашивать? Я не могу сделать такой выбор. Просто не могу. Блядь…
Хватаюсь за голову и опускаюсь к стене. Мне страшно. Впервые в жизни страх неминуемой потери окутывает меня всего. Только не снова. Пожалуйста. Не забирай их. Господи. Я грешен, но птичка не виновата ни в чем. Она же как нежный цветок. Невинная, юная. Она мой цветок. Любимый.
Закусываю кулак, чтобы не начать орать в голос. Я не могу потерять ту, которая уже давно в жилах моих течет. Не имею права и сдохнуть, пока не увижу в ее глазах своего прощения.
Кажется, проходит еще минут сорок, прежде чем меня кто-то зовет.
– Господин Волков. Идемте. Срочно.
Чувствую себя, как в дурмане. Не понимаю, что происходит, но эта медсестра помогает мне подняться и ведет в соседнюю комнату от операционной. Предчувствие чего-то страшного не дает дышать. Если с Иланой что-то…
– Что происходит?
Смотрю на медсестру. Едва ли сдерживаюсь уже. Хочется тут все крушить, лишь бы стало легче.
– Ребеночка достали, но у него огромный стресс от внезапных родов.
– А Илана?
Хочу и боюсь до одури услышать ответ. Почему-то сильно стучит в груди.
– Мамочка…еще на столе. Врачи пытаются остановить кровотечение. Борется. Давайте, снимайте рубашку. Вот. Надевайте этот халат и шапочку, бахилы. Руки вымойте хорошо с мылом. Надо идти.
Вообще не понимаю, какого здесь творится, но в следующие пару минут меня наряжают в полупрозрачный синий халат и еще какую-то хрень.
– Идемте. Осторожно только.
Меня проводят в какую-то белую стерильную комнату с большим окном, через которое я вижу…Илану. Она лежит под огромной лампой на операционном столе, возле которого орудуют еще четверо врачей. Сглатываю. Девочка лежит без сознания. Вообще не шевелиться. В ее рту трубка. В руке быстро капает капельница.
Тут же к ней ломлюсь, но меня останавливают.
– Стойте. Туда нельзя. Вот, садитесь сюда. Спокойно. Без резких движений.
Все как в тумане. Мне хочется орать. Это я. Я блядь, это сделал с ней. Меня лучше режьте. Вместо нее.
Сажусь на стул. Мой халат на груди расстегивают зачем-то. Я нихрена уже не понимаю, что происходит.
Открываются двери, и я вижу другую медсестру, держащую какой-то белый маленький комок в руках. Мне его передает. Улыбается.
– Поздравляю, папочка. Вот. Держите так. Осторожно.
Не дышу даже, когда мне на грудь кладут что-то очень маленькое и розовое. У него на голове тонкая белая шапка, а на крохотных ножках носки.
Это что-то громко мяукает на моей груди и дрожит. Сильно.
– Прижмите ее сильнее. Вот так. Она сильно замерзла. В животе у мамы тепло было, а тут…надо температуру восстановить. Согрейте ее. Дайте немного своего тепла. К сердцу прижмите, чтобы услышала его и плакать перестала.
Сглатываю, осторожно прикасаясь рукой к спинке ребенка через тонкую простынь. Ощущения невероятные просто. Как космос. Только круче. В миллион раз.
– Она? Это девочка?
– Да. Девчонка у вас. Красавица. Недоношена, конечно немного, всего 1825 грамм, но все равно умница. Бойкая будет, сразу видно. На вас очень похожа.
В этот момент мое сердце словно делает перезагрузку и заново бится начинает. Я смотрю на красивое сморщенное лицо этой малышки, которая реально меньше моей ладони.
Волосы темные выглядывают из шапки, пальцы миниатюрные, которыми она намертво вцепилась мне в грудь. Просто дрожащий теплый комок, который пищит, и прижимается ко мне в поисках тепла.
Даже пошевелиться страшно. Сердце стучит, как барабан. В глазах что-то щиплет. У нас девочка родилась, дочь.
Этот миг, как и вся жизнь у меня перед глазами проносится. Я сижу с этой крошкой на груди добрый час, пока она не успокаивается, и не затихает. Не плачет уже, не дрожит, согрелась и просто уснула у меня на руках.
Когда ее забирают у меня, я чувствую, что эта крошка уже поселилась в моем сердце. Очень глубоко. Намертво просто.
Да, я хотел мальчика. Очень сильно, но черт возьми, она такая крошечная. У меня не было шансов. Ни одного.
Когда выхожу из этой комнаты вижу, что дочь уносят в реанимацию, а Илана…так и остается лежать на столе. Врачи не отходят от нее, а мне становится херово. Тут же опираюсь о стул, просто чтобы не упасть.
Черт. Проклятье, девочка, что ты же делаешь со мной?
В этот момент я осознаю, что не могу потерять ее. Не имею права. Только не Илана. Только не птичка, моя птичка. Она и так сполна хлебнула моего безумия. Жить ей надо, а не умирать.
Я жду под операционной еще пару часов, пока не выходит врач. Тот самый, которого я чуть у стены тогда не пришиб своими же руками.
Меня всего как ушатом холодной воды обливает.
– Только не говорите.
Сглатываю. Рубашка прилипает к спине. Не дышу даже. Боюсь услышать от него ответ, который мне сердце снова пополам распилит.
– Удалось спасти. Девушка выборола свой шанс на жизнь, ну и бригада хирургов, конечно, постаралась. Даже забеременеть сможет еще раз. В будущем конечно, так как сейчас ей надо восстановится. Пока что пациентка в реанимации побудет. Сделаем еще одно преливание крови. Я видел ее анализы и прогнозы. Можно сказать, родилась в рубашке.
Сжимаю кулак у рта. А потом крепко пожимаю руку доку.
– Спасибо. Отблагодарю.
Как мало в этом слове. Мне хочется орать. Девчонка жива. Она справилась. Несмотря ни на что, справилась.
Кажется, за этот день выпиваю не один десяток чашек кофе. Жду, как Илана проснется. Дежурю под реанимацией до самого вечера. Ночью уже не выдерживаю и иду к ней. Я должен ее увидеть. Немедленно.
Меня тут же пропускают.
