все, что нужно, и уже собираюсь идти мыть руки, как вдруг слышу приглушённый мужской голос за стенкой.
— Что это за деревенщину ты притащил, Тимур? Изволь объясниться.
— Прямо тут, пап? В сортире? Лучше места ты не нашел? — язвительно парирует Тимур.
— Отвечай на мой вопрос, — рявкает его отец. — Кто она тебе?
— Я с ней живу.
— И что это значит?
— То и значит. Пап, я не понял, какого хрена ты меня допрашиваешь?
— Ты совсем распустился за границей, Тимур. Хамишь мне при всех, ведешь себя неподобающе, портишь мне и себе репутацию. Когда я говорил, что на прием ты можешь прийти со спутницей, я имел в виду девушку твоего круга. А не какую-то смазливую девку, которую ты на досуге трахаешь.
— Не говори так про нее, — рычит Тимур.
Его отец саркастически смеется:
— А что, хочешь сказать, у тебя с ней серьезно?
Тимур молчит.
— Не заставляй меня в тебе разочаровываться, — с угрозой говорит Соболевский-старший. — Если ты еще раз приведешь эту девку в мой дом, ты очень сильно об этом пожалеешь. А я начну подбирать кандидатур в невесты, раз тебе уже так не терпится.
Я резко открываю воду в кране, она шумит, заглушая слова за стенкой.
Мою руки, выхожу, резко хлопая дверью туалета, и иду по коридору с горькой растерянной усмешкой.
А чего я ждала? Любви до гроба? Предложения руки и сердца?
Так легко забыть, что Тимур Соболевский — наследник многомиллионной корпорации, когда он смешит меня, когда обнимает во сне, когда ласково целует и шепчет «детка»… Но зря я об этом забыла, потому что обязательно настанет момент, когда ему надо будет поступать согласно своему статусу. И кажется, этот момент уже не за горами.
Хорошо, что я сегодня пошла сюда, хорошо, что услышала эти отрезвляющие слова.
Я достаю телефон из сумочки, чтобы написать Тимуру, что у меня разболелась голова и что я жду его у машины, но вдруг вижу значок нового письма в почте.
Открываю, и английские буквы расплываются у меня перед глазами, с трудом собираясь в слова.
«Поздравляем, вы прошли отбор на учебную стажировку в нашем университете…»
Глава 23. Расставить точки
Тимур
Всю обратную дорогу до дома Оля молчит и нервно крутит в руках телефон. Я тоже молчу, потому что меня до сих пор потряхивает после разговора с отцом.
Старый мудак!
Он серьезно считает, что по одному его слову я брошу детку? Еще и про поиск невест начал.
Да ебал я эти браки по расчету! И мнение отца вертел на одном месте. Я, блядь, не школьник, чтобы он мне указывал, как мне жить и с кем мне спать.
Бесит.
Смотрю искоса на Олю и понимаю вдруг, что и она тоже за все время дороги не сказала мне ни слова. А едем мы уже минут двадцать. Да и вообще она странно как-то выглядит. Нервничает.
— У тебя что-то болит? — спрашиваю я.
— Что-то болит? — эхом повторяет она и бросает на меня непонятный взгляд. — Нет, с чего ты взял?
— Ты сама на себя не похожа. Еще и домой так резко собралась. Голова? Или живот?
— Ничего не болит. Устала просто, — она кусает губы.
— Врешь, — констатирую я очевидный факт. — Детка, что случилось? Тебя кто-то обидел, пока я выходил из зала?
— Тимур, — она пытается улыбнуться, но у нее дрожат губы. — Я… давай поговорим, когда приедем.
Она издевается?! Я серьезно должен мучиться всю оставшуюся дорогу до дома, представляя себе всякую хуйню? Только потому, что в квартире, видите ли, удобнее разговаривать?
Да хер там.
От злости бью кулаком по рулю, а потом резко сворачиваю влево, к заправке, не обращая внимания на отчаянно сигналящие тачки позади меня. Торможу и разворачиваюсь к Оле.
— Говори, — коротко приказываю я. — Тут. Сейчас.
Она молчит. На длинных ресницах собираются блестящие капли, в которых отражаются всполохи рекламной вывески на заправке.
— Ты беременна? — высказываю я самое логичное предположение.
Мотает головой.
Уф, одной проблемой меньше.
— Твоя ебучая семейка тебя достаёт деньгами? Или это тебя мучит совесть, что надо им бабла дать?
— Нет. Не они. Тимур… Я слышала твой разговор с отцом.
— Как ты слышала? В смысле?
— Я в туалет пошла, а там вы говорили. За стенкой.
Блядь. Вот же совпало.
— Он сказал, — Оля запинается, а потом с горькой усмешкой продолжает: — чтобы ты меня больше не приводил в его дом.
— И не приведу, — мрачно говорю я. — Учитывая, как он на тебя смотрел и как с тобой обращался. Ты поэтому так нервничаешь? Да забей на этого старого козла, мало ли что он сказал. На нас с тобой это никак не повлияет.
Сука, придушил бы сейчас отца, будь он рядом. Расстроил мне детку.
— Оленька, — я тянусь к ней, стираю слезы с щек и целую. — Все хорошо. Слышишь? У нас с тобой ничего не меняется. Похуй на отца.
— Ничего не меняется, — эхом отзывается она.
— Точно, — целую ее еще раз и возвращаю ногу на педаль. — Все, теперь можем ехать? Раз все решили?
— Да, — она слабо улыбается. Ее глаза от слез сверкают, как два драгоценных камня. Губы нежные, розовые, припухшие. Шея в вырезе платья длинная, тонкая, с нежной светлой кожей и пульсирующей жилкой. Как же я ее хочу. Мою детку. Самую горячую, самую искреннюю, самую настоящую. От нее невозможно отказаться, как от дозы самой мощной наркоты, проникшей в мозг.
Скорее домой. Прижать к стене, задрать это шелковое платье и прямо так…
— А твоя мама…она была из вашего круга? — вдруг задумчиво спрашивает детка.
Ничего себе вопросы. Я тут совсем про другое думаю.
— Э, ну да, — рассеянно отвечаю я. — Ее мать, то есть моя бабушка, каким-то профессором была международным, но умерла рано. А отец, то есть мой дед, возглавляет во Франции электротехническую компанию Legrand. Вернее, возглавлял, пока на пенсию не ушел. Сейчас на этом месте то ли его племянник, то ли младший брат. Хер знает. Я не очень в курсе, детка, я с ними не общаюсь.
— То есть твоя мама — француженка?
— Наполовину, дед
