— Неужели это нечто до такой степени страшное, что ты и говорить о нем не в состоянии? — суровея лицом так, что желваки на скулах заходили, допытывался Игнат.
— Да нет, не страшное, — мямлила овцой Инга Валерьевна, но, посмотрев на Стрельцова, решилась, как в прорубь крещенскую ухнула, и заторопилась словами: — Все случилось так неожиданно! У нас. Я и не думала даже, не предполагала, что случится, и так прекрасно, что забыла обо всем, а когда пришла в себя… — она запнулась, вздохнула и выпалила скороговоркой: — У меня фигура странная, не модная, я маленькая, а грудь большая, и растяжки от родов на животе, их видно, и педикюр давно не делала, и ноги несколько дней не брила, а ты такой опытный и замечательный, наверное. И у тебя была куча женщин, которые тебе подходят, а я не очень…
— Что?! — у Стрельцова перехватило спазмом горло.
Делая большие шаги, потревоженным медведем-шатуном он ринулся к крану, открыв его до упора. Струя воды ударила, разбиваясь о мойку, обдала брызгами все вокруг. Не обращая на это внимания, Стрельцов подставил лицо под струю, сделал несколько больших глотков, резко закрутил кран, выпрямился, вытер ладонью лицо и посмотрел на нее.
Взглядец был еще тот! Бр-р-р! Она следила за всеми его действиями, скажем так, с большим душевным волнением, суть испугом неконтролируемым. Наверное, то же испытывала белка Милка, пойманная шалью.
— Ты хочешь сказать, — произнес потрясенно Стрельцов, — что вспомнила про педикюр, растяжки и свою немодную, как ты выразилась, фигуру и, ничего не объяснив, ринулась в бега?
— Ну-у-у… — повторила сегодня ею особо любимое неопределенное начало Инга. — В общем и целом, м-м-да!
— Исла, ты идиотка? — искренне поинтересовался господин Стрельцов с некой даже долей сочувствия.
— Вроде нет, — засомневалась мадам Исла в своих умственных эквивалентах. — Думаю, что нет.
— Ты хотя бы представляешь, через что меня протащила? — негодовал беспредельно Стрельцов.
Она неуверенно-вопросительно склонила головушку покаянную набок, поджала губы, изобразив нечто извиняющееся, и призналась:
— Нет. М-м-м, а через что? — аккуратненько спросила.
— Ты разве не понимаешь, что должен подумать мужик, когда женщина сбегает от него сразу после секса с перепуганным лицом? — вопрошал уже ближе к громыханию праведному он.
— Наверное, что ей не понравилось, — двинула версию осторожненько Инга.
— Не понравилось?! — перестал сдерживать громовержное голосовое извержение Стрельцов. — Да я думал, что сделал тебе больно, неприятно! Или обидел чем-то! Ты хоть понимаешь, каково это, думать, что сделал больно женщине в сексе, и она сбежала, словно ее изнасиловали?!
И тут до нее дошло, что именно так он и подумал, и именно так все выглядело с его точки зрения. Инга потрясенно смотрела на него, не зная, куда деваться от раскаяния.
— Понятно! — прочитал процесс понимания на ее лице Стрельцов.
— О боже, Игнат, я даже подумать такое не могла…
— Предполагалось, — перебил он ее, — как-то само собой, что женщина, прожившая в браке десять лет, воспитывающая сына и уже пять лет находящаяся в разводе, кое-что знает и понимает про мужчин.
— Ну, кое-что я про мужчин знаю и понимаю, — не самым убедительным тоном пролепетала Инга.
— Да? — плеснул сарказма Стрельцов. — Судя по той лабуде, которую я сейчас услышал, вы, мадам Исла, убеждены, что мужчины испытывают желание к женщинам, только когда рассмотрят их голых с пристрастием.
— Нет, конечно, но мужчина может сильно разочароваться, рассмотрев женщину после секса повнимательнее, — выдала версию взаимоотношений полов мадам Исла.
— И часто с тобой такое случалось? — в том же скептическом ключе поинтересовался Стрельцов.
— Нет, — односложно ответила она.
— Нет, не часто, или нет, не случалось? — допытывался Стрельцов
— Не случалось! — насупилась Инга, понемногу начиная раздражаться.
— То есть от других мужчин ты тоже сбегала прежде, чем они могли тебя рассмотреть?
— Нет, не сбегала! — недовольно ответствовала Инга Валерьевна.
— Тогда объясни мне, почему ты решила, что я буду тем первым, который больше тебя не захочет, рассмотрев в деталях? — спокойно так спросил Стрельцов.
— Да ничего я не решала! — раздраженно повысила голос Инга. — Я испугалась, что ты все это поймешь, когда увидишь: и про фигуру, и про остальное — и тебе станет неприятно, и ты не будешь знать, как потактичнее расстаться, и начнешь мучиться. И мы все испортим, чувствуя неловкость момента и глаза друг от друга пряча…
— Инга, это полный бред, все, что ты сейчас говоришь! — перебил ее Стрельцов. — Ты сама-то себя слышишь? Ты же встречалась с мужчинами и прекрасно знаешь, что если мужик тебя по-настоящему хочет, все остальное не имеет никакого значения!
— Да не встречалась я ни с какими мужчинами! — проорала Инга и перепугалась, страшно, сообразив, в чем только что призналась.
— В каком смысле? — сильно заинтересовался Стрельцов. — В смысле множественного числе романов?
Она не ответила, смотрела на него как-то растерянно и беззащитно и молчала.
— Инга? — мягко, но настойчиво потребовал Игнат ответа.
— Не было у меня никаких романов! — прр зналась воинственно она.
— Но ты уже пять лет в разводе? — не сраз дошло до Стрельцова.
— Да! — мысленно махнув на стыд измучивший рукой, продолжала признаваться она. У меня в жизни был один мужчина, к сожалению, Муня. После развода мне оказалось не до мужиков и романов, другие заботы имелись. Жизнь перекраивать, утверждаться на новой работе, зарабатывать на всю семью.
— Понятно, — проговорил Стрельцов, как постановление какое вынес.
Шагнул к ней, притянул Ингу к себе. Она подергалась, сопротивляясь в своей воинственности незатухшей, но быстро сдалась. Игнат прижал ее к себе, обнял двумя руками, поцеловал в макушку и выдохнул облегченно.
— Понятно, — повторил он. — Чистый лист! Ты, Инга Валерьевна, ни бум-бум в отношениях мужчины и женщины. Придется обучать.
Стрельцов обнимал ее, и ощущение было такое, словно он оказался дома. Не в том смысле, что в квартире любимой, а в доме, к которому идешь всю жизнь. Ищешь, знаешь, что, когда найдешь, вернешься туда из долгого странствия, обретешь его вновь, и тебя обволочет только твоим единственным теплом и уютом. Где каждая половица знакома и тихо поскрипывает, приветствуя тебя, где стены любят и помнят, и пироги в том доме вкуснее всех на свете, и стол щедрее, и подушки мягче, на которых снятся только счастливые сны, и огонь в очаге горит по-особому жаркий, и дух домашний защитит, обогреет и приласкает, дождавшись тебя, наконец. Там даже пылинки в солнечном луче пляшут свои танцы только для тебя — весело и радостно, в честь твоего возвращения.
