— Э-э-э…? Что?
— Это был девятнадцатый век, Фейт. Он был герцогом и, откровенно говоря, мог делать все, что ему заблагорассудится.
— Его бедная жена.
Гарри кивнул.
— Но это самая распространенная история о мужчинах, да и о женщинах тоже, которых заставляют жениться по расчету, а не по любви.
Между нами и портретом герцога, отдавшего свое сердце крестьянке, повисло молчание.
— Неужели… — я перевела дыхание. — Есть ли шанс, что когда-нибудь это можно будет изменить? — я поморщилась, ненавидя себя за то, что вообще затронула эту тему. Мне нравилось проводить время с Гарри этим утром, видеть его мир. Я не хотела это портить. Но…
— Я думаю, да, — сказал он, прервав мои мысли. Он засунул руки в карманы. — Мне кажется, впервые появилась надежда.
Надежда. Да, подумала я. Именно надежда сейчас мчалась по моим венам со скоростью сто километров в час.
Я двинулась к следующему портрету, Гарри шел рядом со мной. Я прошла мимо Кинга, выглядевшего привлекательно в молодости. Затем…
— Твоя мама. — Красивая, высокая, стройная женщина позировала у окна для своего портрета. Ее темно-каштановые волосы были уложены в прическу. На Элейн Огюст-Синклер были длинные белые перчатки и фиолетовое платье, а глаза у нее были лазурно-голубые, как у Гарри. — Она прекрасна, — сказала я, и тут мои глаза наполнились слезами. Одна скатилась по моей щеке. Я почувствовала потерю, боль, что ее нет рядом. Ради Гарри, даже ради Кинга, но также и ради себя. Я бы с удовольствием встретилась с ней.
Гарри смахнул мои слезы большими пальцами. Затем я перешла к следующей фотографии и не смогла удержаться от улыбки. Мои легкие сжались, сердце заколотилось, и я засмотрелась на красивого виконта, стоящего передо мной. Рядом со мной.
— Гарри, — прошептала я. Он стоял в саду, а за его спиной виднелся сказочный мост во всём своём красочном великолепии. Он был одет в темно-синий костюм, его красивое лицо освещало картину. — Это невероятно.
— Ничего особенного, ладно, — сказал он, хмыкнув от удовольствия.
— Нет, это так, — сказала я, не позволив ему скромничать. — Это действительно великолепно.
— Спасибо, — сказал он. И продолжил. — Если тебе нравится, то и мне тоже.
Засияв от счастья, я спросила.
— Что дальше?
Гарри повел меня в восточное крыло дома. Это было так далеко, что у меня на лбу выступили капельки пота.
— Неудивительно, что ты так выглядишь, — сказала я, проведя пальцем по нему вверх-вниз. — Ты должен быть в форме, чтобы жить здесь.
— Это того стоит. — Гарри открыл двери, и все, что я увидела, было заполнено книгами. И не так, как в его нью-йоркской квартире. Это было грандиозное количество книг. Их было в миллион раз больше. Комната, заполненная сверху донизу книгами, еще книгами и еще большим количеством книг.
— Четырнадцать тысяч, — ответил Гарри, когда я спросила его, сколько здесь книг. В центре стоял письменный стол, затем четыре дивана, на которых можно было отдохнуть и почитать.
— Я бы никогда не покидала эту комнату, если бы жила здесь. — Я провела рукой по корешкам. Некоторым из них должно было быть более трехсот лет.
Практически вытащив меня из библиотеки, Гарри показал мне спальни, где останавливались королева Виктория и королева Анна. Я увидела музыкальную комнату, в углу которой стояло пианино. Там я узнала, что Гарри умел играть. Если бы я еще не была влюблена в него, то сделала бы это, когда он нехотя сыграл для меня.
Далее он повел нас в старые помещения для слуг, в так называемую овощную кладовую.
— Когда-то здесь была комната только для хранения овощей?
— Да.
— Только для чистки картофеля и тому подобного?
— Да.
— Позволь мне прояснить ситуацию. — Я развела руки в стороны. — Все это пространство предназначалось для овощей?
— Да, Фейт. Я не буду повторять еще раз.
Затем мы вошли в кондитерскую.
— Хорошо, — сказала я, — эта комната предназначалась только для приготовления кондитерских изделий?
— Да.
— Вся эта комната?
Гарри закатил глаза, взял меня за локоть и повел из этого помещения в комнату с колокольчиками. По колокольчику на каждую комнату, где герцог или герцогиня (и все остальные, кто там останавливался) могли позвонить в колокольчик, и прибегал слуга.
Гарри быстро вывел меня из комнаты для слуг, когда я начала читать ему лекцию о том, что я не в ладах с вежливостью.
— Всё это так нереально, — говорила я, пока мы шли по скрытой тропинке к озеру. Вдалеке виднелись остальные гости, которые занимались стрельбой из лука. С нашего места было видно, как кто-то, похожий на Салли, полностью игнорировал мишень, а вместо этого целился в пролетающих птиц.
— Я хотел, чтобы ты увидела. — Он подвел меня к деревянному настилу на частном участке озера. Мы сели на насыпь. Солнце светило и грело мне лицо. Гарри снял кардиган и закатал рукава.
— В Нью-Йорке… — он провел рукой по лицу. — Я выгляжу бизнесменом, которым, конечно же, являюсь. — Он указал жестом на сады вокруг нас. — Но это не все. — Он склонил голову, спрятав от меня свое лицо. — Наверное, иногда я бегу от этого. Скрываю, кто я есть, чтобы люди не подумали обо мне то, кем я не являюсь. Он поднял на меня глаза. Я увидела в его взгляде мольбу о понимании. — Но однажды все это будет моим. Боже… — он глубоко вздохнул. — Это было не так давно… — он имел в виду сердечный приступ своего отца. Я потянулась к его руке. — После нашей ссоры, а затем сердечного приступа моего отца, для меня все встало на свои места.
— Правда?
Гарри кивнул и уставился на наши сцепленные руки.
— Я не могу больше отрицать того, кто я есть. И более того, я думаю, что, когда все слои сняты, мне нравится то, кем я являюсь.
— Значит, нас двое.
Гарри поцеловал мою руку и опустил ее на свою ногу.
— Я горжусь тем, что однажды стану герцогом, Фейт. Я горжусь тем, что принадлежу к роду Синклеров. Но я сказал своему отцу, что все должно измениться. — Его голос сменился с мягкого на строгий. — После нас… после всего… я понял, что все должно быть по-другому. И я должен стать тем, кто все изменит.
— Ты сделал это? — я слишком боялась спросить, что это были за изменения.
— Пойдём, — сказал Гарри, поднимаясь на ноги. — Мне есть, что тебе показать. Потом мы пообедаем в беседке.
— Кто ты такой? — я рассмеялась, почувствовав себя как во сне.
Он притянул меня ближе и обхватил мои щеки, как я любила.
— Гарри. Просто Гарри. — Я ждала поцелуя, но его не последовало.
Гарри взял меня за руку и повел в конюшню. К вечеру я увидела все любимые комнаты и места Гарри. Он оставил меня в моей комнате, пообещав увидеться за ужином.
Я надела длинное красное платье и туфли на каблуках. Волосы были распущены, как он любил. Я накрасила губы своей любимой красной помадой и пошла в большой обеденный зал. В начале дня мне удалось мельком взглянуть на зал, но когда двери открылись, я не могла поверить своим глазам. Зал был украшен картинами, гобеленами, скульптурами, а в центре комнаты стоял стол, такой большой, что казалось, за ним можно было бы устроить банкет на сто человек. Он почти закрывал мне вид на Гарри, который сидел у камина, отвернувшись от меня и заложив руки за спину. Увидев меня в платье, он повернулся ко мне лицом, его губы разошлись.
Я развела руки.
— Тебе нравится?
— Очень, — ответил он с трудом. Поцеловал меня в щеку, и я тоже залюбовалась им.
— Очень красиво, — сказала я и взяла бокал, который ждал меня. — Вино, — сказала я с облегчением. — Как бы я ни любила шампанское, но не смогла бы выпить больше ни капли. Я предпочитаю вино и пиво, знаешь?
— Пойдем? — Гарри протянул руку и повел меня к столу. По дороге я подвернула ногу, и вино пролилось на ковер.
— Черт! — я повернулась к Гарри. — Пожалуйста, скажи мне, что это не какой-нибудь бесценный антиквариат.
Гарри пожал плечами.
— Ему всего несколько веков, вроде того. — Он наклонился ближе, и я чуть не заскулила от его притягательного запаха и от того, как он заставлял сжиматься мои бедра. — Он пережил две мировые войны и пожар 1819 года, но, боюсь, стал жертвой неуклюжести некой Фейт Марии Паризи.
