ненасытной. Когда я открываю глаза, Генри одаривает меня самой сексуальной кривой улыбкой.
— Мне нравится, когда ты кончаешь на меня.
ГЕНРИ
Её губы слегка подрагивают, а на щеках появляется румянец. Она выглядит такой хорошенькой, когда краснеет.
Я убираю назад несколько выбившихся прядей её розовых волос. Я хотел сделать то же самое в книжном магазине, но не смог. Слишком много людей.
Сейчас здесь никого нет. Только мы.
Я провожу руками по её бедрам, наслаждаясь гладкой кожей Луны, её пышными изгибами и тонкой талией. Когда я вспоминаю все улыбки, которыми она делилась не со мной, я ещё глубже погружаюсь в неё. Зеленые глаза прищуриваются.
Раньше она казалась такой далекой, хотя мы стояли в одной комнате. Пока я наблюдал за ней, моё возбуждение накапливалось, а разочарование — расти. Теперь я толкаюсь вверх, и её бедра раздвигаются шире. Я глубоко погружаюсь в её влажный жар, заполняя её. Она извивается на мне, зарываясь пальцами в мои волосы.
— Л, посмотри на меня.
Она снова двигает бедрами. Рокот моего удовольствия заставляет её улыбнуться, медленно и широко. На щеках появляется намек на ямочку, нет, две ямочки. Это моя улыбка. Единственная, которую она мне дарит.
Её глаза распахиваются.
— Ты тоже сводила меня с ума сегодня, — признаюсь я, лаская её лицо.
Эти ямочки снова появляются на щеках.
— Хорошо, — говорит она, опускаясь на колени, отрываясь от меня, позволяя мне выскользнуть почти полностью.
Её прекрасные груди находятся на уровне глаз, и я покрываю их влажными поцелуями, сначала одну, потом другую. Она ахает, когда я втягиваю сосок в рот.
— Генри…
Её бедра нависают над моими коленями, только кончик моего члена окружен её чувственным жаром, но когда я провожу языком по её груди, она принимает меня внутрь, позволяя погрузиться полностью. Чёрт. Её киска такая влажная, тугая и горячая.
Между нами больше не проносится ни слова, только вздохи и стоны удовольствия, когда она прижимается ко мне. Я обхватываю ладонями её груди, разминая мягкую плоть, дразня пальцами её соски. Вот тогда она начинает подпрыгивать на моем члене, и я, блядь, схожу с ума.
Я не хочу кончать прямо сейчас, не заставив её развалиться на части по крайней мере ещё раз. То, как она сдается, полностью капитулирует, я не могу не испытывать удовлетворения, зная, что тоже свожу её с ума. Это лучшее чувство в мире, заставляющее такую богиню, как Луна, достичь вершины наслаждения.
Схватив её за бедра, я меняю наше положение так, что теперь мы лежим. Она лежит спиной на диване, а я сверху.
— Плохо? — спрашивает она, немного отстраняясь.
— Слишком хорошо, — обещаю я, целуя её тем неторопливым, чувственным способом, который, как я заметил, ей нравится. От этого у нас обоих перехватывает дыхание.
Сначала я двигаюсь медленно и глубоко, погружаясь в неё до конца. Когда я смотрю на неё сверху вниз, её зеленые глаза полны нежности, а её улыбка соответствует моей.
— Луна.
Моя Луна.
Она шепчет моё имя, касается моих губ. Я мог бы остаться здесь навсегда.
Мы движемся вместе. Луна отвечает мне толчком на толчок. Её пальцы скользят с моих плеч вверх по затылку, в волосы, и она притягивает меня для поцелуя.
Наш ритм ускоряется, наши движения набирают скорость.
Моя, я не могу не думать при каждом толчке.
Моя, я почти рычу, когда она выгибает спину и шире раздвигает ноги для меня.
Я вхожу в неё, жестко и быстро.
Моя. Моё сердце и душа, моё тело и мой разум — всё в полном согласии. Моя.
Тепло наших тел производит головокружительный эффект. Мы так идеально подходим друг другу. Я никогда ещё не был так близок ни с одним человеком. Слова не нужны.
Нарастает невероятное давление. Наши сердца бьются в унисон; дыхание учащается. Луна всхлипывает, когда удовольствие захлестывает её с каждым толчком, пока оно не переполняет её и это восхитительное чувство снова не овладевает ею.
— Генри, — кричит она, когда я чувствую, как она сжимается вокруг меня, уговаривая кончить за ней.
Мои пальцы скользят вверх по её талии. Слова, которые я всегда хочу сказать ей, исходят из моего сердца, разливаясь по всему телу. Но я сдерживаюсь, вместо этого целую её, полностью любя её, не высказывая этого вслух.
Я стону ей в шею, её ногти впиваются мне в спину, и ослепляющий экстаз захлестывает меня, когда я подвожу её к краю. Мои приглушенные звуки удовлетворения отпечатываются на её коже. Как хорошо с ней. Насколько она сексуальна. Как чертовски красива.
Пока я погружаюсь в абсолютное блаженство, слова, которые я никогда раньше не произносила первым, те, которые я сдерживал, вырываются наружу.
— Я люблю тебя, — шепчу я, а затем замираю.
ЛУНА
— Я люблю тебя.
Мне кажется, я ослышалась, но я знаю, что это не так. Это заставляет моё сердце петь и замирать одновременно. Внешне я никак внешне не реагирую, и Генри больше ничего не говорит.
Три коротких слова.
Слова, брошенные так небрежно, так часто, но это так много значило бы здесь — особенно здесь — в разделенном между нами пространстве. У меня голова идет кругом.
Может ли он вообще,…
Нет. Если он действительно сказал…что…это ничего не значит.
Во время секса все любят друг друга. Я стараюсь напоминать себе об этом.
Генри просто был захвачен моментом.
Однако на долю секунды, когда всё его тело напрягается и он перестает дышать, я в ужасе от того, что он скажет это снова. В ужасе от того, как сильно я хочу это услышать. Может быть, громче, отчетливее, чтобы не было ошибки в том, что произошло. Но этого не происходит, и я заставляю себя снова расслабиться. Даже пошутила, сказав ему, что земля содрогнулась и я подумала, что вернулась в Лос-Анджелес.
Он смеется с явным облегчением, и тогда я понимаю, что он действительно сказал то, чего не хотел.
Хорошо.
Это хорошо.
Я улыбаюсь Генри и не обращаю внимания на то, как моё сердце бешено колотится в груди.
После того, как я принимаю душ и надеваю серую толстовку и носки, которые оставил для меня Генри, я спускаюсь на кухню. Поскольку в его дорожной сумке был только один комплект чистой одежды, он отдал мне верхнюю, а сам взял нижнюю. Я могла бы легко надеть свою блузку
