– У меня романтическое настроение, – сказал Лёва, сбавляя скорость, чтобы не задавить кур, суетившихся на краю дороги. – В конце концов, мы преследуем благородную цель. Павлик еще скажет тебе спасибо, когда узнает, как ты ради него старался.
Терентий неопределенно хмыкнул.
– Если мне не изменяет память, – заметил он, – мы собираемся рассорить моего лучшего друга с его девушкой. И я не очень уверен, что он посчитает это достаточно благородным. Поэтому сомневаюсь насчет благодарности.
Признаться Леве в том, что он старается вовсе не ради Павлика, а исключительно ради себя, он так и не решился.
– Да брось! – легкомысленно отмахнулся от него тот. – Вот увидишь, все получится как надо. Главное, чтобы бабушка Мура не заартачилась. – Он въехал по проселку в деревню и вытянул шею, обозревая окрестности. – Хм. Не вижу, чтобы на домах висели таблички с номерами. Придется останавливаться и спрашивать дорогу у аборигенов.
– Ты хотя бы знаешь полное имя этой бабуси? – поинтересовался Терентий. – Не можем же мы искать просто бабу Муру? Или можем?
– Полностью ее зовут Мария Игнатьевна Покосова, – важно сказал Лёва. – Только у кого мы будем спрашивать? Я ни одной живой души не вижу, все как будто специально попрятались.
Не успел он договорить, как возле ближайшей калитки материализовалась крепкая старушка, одетая, несмотря на жару, в платье с длинными рукавами и вязаную жилетку. На ногах ее красовались криво обрезанные сапоги, голову прикрывала панама с волнистыми полями.
– О, какой колоритный экспонат, – понизив голос, заметил Лёва.
Старушка приложила руку ко лбу и смотрела на огромный автомобиль с искренним интересом.
– Здрасте, бабушка! – первым поздоровался Терентий, выпрыгивая на землю. – Это ведь деревня Валюшино?
– Валюшино, – подтвердила старушка высоким и звонким голосом. – А вы приехали разве к кому?
– Приехали, – встрял Лёва, тоже выбравшийся наружу. Он подошел поближе, разгребая ногами траву, в которой белели мелкие головки клевера. – Ищем Марию Игнатьевну Покосову.
– Бабу Муру? – всполошилась старушка. – Поздненько ж вы!
Лёва поднес к глазам руку, посмотрел на часы и оскорбился.
– Как же поздненько, когда еще только начало одиннадцатого!
– Да че тебе будильник твой скажет, – махнула рукой старушка. – Я ж не про время говорю. Баба Мура уж три дня как помирает.
– Эх, – топнул ногой Лёва. – Не повезло! Выходит, болеет она?
– Не, не болеет. Просто легла и решила помереть. – Старушка отделилась от калитки и подошла поближе к приезжим. – Всем соседям загодя сообщила, чтобы готовились.
– Как это – просто решила помереть? – не поверил Терентий, который все это время вдумчиво жевал травинку. – Без всякой причины?
– У нее любимая свинья сдохла, – доверительно сообщила старушка. – Больше никого из близких не осталось.
– Нашла из-за чего помирать! – возмутился Лёва. – Знаете, сколько вокруг свиней?! Выбирай любую и воспитывай.
– А вы ей кто будете? – спросила старушка, изнывая от любопытства.
– Родственники, – соврал Лёва. И тут же застеснялся: – Ну, или почти родственники. Из Москвы. Хотели ее на день рождения пригласить.
– А она говорила, что москвичи ее и знать не хотят! – сообщила старушка, явно не желая сворачивать разговор.
– Мы дальние родственники, – попытался «отмыться от позора» Терентий. – Она наша двоюродная бабушка. Мы ее, между прочим, совершенно случайно отыскали.
– Так вы тогда идите, идите! – Старушка замахала руками, как будто приезжие были козами, которых следовало загнать во двор. – Может, Мура еще и передумает. Она в прошлом году тоже собиралась преставиться. Но когда град пошел, душа-то не выдержала – побежала наша Мура чеснок спасать. Наковырялась в огороде так, что и помереть забыла.
И старушка засмеялась тонким дребезжащим смехом. Терентию почему-то сразу вспомнился старый сервант в родительском доме. Когда он был маленьким, их семья жила возле трамвайной линии, и когда трамвай проходил мимо окон, в огромном серванте мелко дрожал мамин польский сервиз.
Вообще в этой деревне Валюшино как-то сразу вспоминалось детство – с ободранными коленками, поеданием белых корешков осоки на болотах, разжиганием костров и ловлей головастиков. Огромный Лёвин автомобиль казался здесь неуместным. Удивительное дело! В Москве Терентий от него глаз не мог оторвать и долго ходил вокруг, разглядывая кузов и колеса. А здесь, возле колодца, он казался просто огромным куском металла, который отвратительно пах бензином.
Лёве, конечно, подобные мысли в голову не приходили. Он гордо забрался в своего железного коня и повернул ключ в замке зажигания.
– Поезжайте все прямо и прямо. Последний дом по правую руку вам нужен, – крикнула им вслед общительная старушка. – Собаку ее зовут Бубенчик!
– Только собаки нам не хватало, – проворчал Лёва. – Надо же, как не повезло: помирает баба Мура!
– Да подожди ты так сразу сдаваться, – подбодрил его Терентий. – Сказали же тебе: может, она еще и раздумает.
– Знаешь, я решил, – ответил Лёва, на самом малом ходу двигаясь по дороге к краю деревни. – Если она и впрямь отдаст богу душу, тогда я Павлику и Анжеле все сам скажу. Прямо на траурной церемонии. Никто не посмеет побить меня на похоронах бабушки!
– Ну, до похорон еще дело не дошло, – снова принялся урезонивать его Терентий. – Придержи лошадей. Вот дом, который нам нужен.
Дом стоял где-то на середине горы, и от калитки открывался захватывающий вид на раскинувшийся внизу лес и цепочку мелких прудов, похожих на следы мамонта, наполненные темно-синей водой.
– Я бы тоже хотел здесь помереть, – мечтательно сказал Лёва, прищурившись вдаль.
– Что-то у тебя какое-то настроение сегодня похоронное, – проворчал Терентий.
– В день рождения всегда так, – напомнил ему Лёва о своем празднике. – Начинаешь задумываться о прошлом, бояться будущего… Эх, лучше вообще не оставаться наедине со своими мыслями.
– У нас, знаешь ли, времени нет философствовать. – Терентий заглянул за забор и охнул. – Если это Бубенчик, то нам вряд ли удастся добраться до крыльца целыми и невредимыми. Интересно, если бабушка Мура лежит и помирает, кто же этого кабана кормит?
– Может, он питается приезжими? – дрогнувшим голосом предположил Лёва, следя за Бубенчиком влажными глазами.
Пес все это время стоял поблизости, с другой стороны забора, и едва слышно рычал. Из копны свалявшейся шерсти виднелись только черные бусины глаз, шишка носа и огромные белоснежные клыки.
– Смотри, сколько у него слюны. Он или бешеный, или сильно голодный.
– Буба, Буба, тю-тю-тю! – позвал Лёва.
