После того как умылся и привел себя в относительный порядок, я приоткрыл дверь в комнату Евы и заглянул в щелку. Я был уверен, что она спит, но она, уже полностью одетая, сидела на постели и напряженно смотрела на дверь.
– Что такое? Куда вы собрались? – спросил я, зайдя в комнату и привалившись к дверям спиной, точно загораживая выход.
– Я пойду с вами! – нервным, срывающимся голосом сообщила она.
– Как это? Зачем? Я же на работу, в редакцию!
– Ну и что! Я не помешаю! Я буду тихо сидеть…
– Да где сидеть-то? В своей каморке я сам еле помещаюсь!
– Это ничего… Я могу, например, на… на подоконнике…
– Что за ерунда, Ева Константиновна? Я же вечером вернусь, и мы все еще раз обсудим. Я же говорил вам вчера!
– Я помню… Но я не могу…
– Что не можете? Не понимаю…
– Я не могу здесь оставаться.
– Почему? Вам что-то не нравится? Что-то не так? Вам что-нибудь нужно? Вы скажите, не стесняйтесь! Я вам куплю!
– Нет, не то… дело в другом… Понимаете, я… боюсь…
– Чего боитесь-то? Кого? Анны?
– Я не знаю… Может, Анны, может, чего-то еще, непонятного и необъяснимого… Понимаете, мне последнее время казалось, что в моем положении лучше умереть… Но когда все случилось, что почти умерла… все изменилось… У меня совершенно выпали из памяти те несколько дней, что я провела в клинике… Меня будто не было… И я поняла, что больше этого не хочу. Оказалось, что я хочу жить… Я сама этому удивилась…
– Напрасно. В людях очень силен инстинкт самосохранения. И я рад, что он вас не подвел.
– Да… Может быть… Но я не могу оставаться одна… Мне страшно…
– Знаете что, давайте-ка сначала позавтракаем! У вас прибавится сил, чтобы бороться с глупыми страхами.
Ева ничего мне не ответила, и я отправился на кухню, где сделал яичницу из четырех яиц и приготовил кофе.
Ева опять отказалась от еды. Сидя напротив меня, она только пила кофе, держа чашку обеими руками, как человек, который хочет согреть руки горячим напитком. Я же, в раздумьях о предстоящем дне, не заметил, как один умял всю яичницу. Еве Константиновне я только подливал кофе. Пока я переодевался, она так и сидела в кухне. Когда я вышел в коридор, чтобы надеть куртку, Ева соскочила со стула, уронив на пол чашку с остатками кофе, подлетела ко мне и, уткнувшись лицом в куртку, задушенно произнесла:
– Не оставляйте меня одну, прошу вас… Я очень боюсь…
Я вынужден был несколько приобнять Еву и даже провести рукой по ее волосам.
– Не надо бояться, – сказал я как можно мягче. – Здесь с вами ничего не случится. Главное, чтобы вы никому не открывали дверь. И к телефону не подходите, прошу вас. А я… Я буду звонить вам через каждый час. На мобильный. Вы и на звонки мобильного не отвечайте, кто бы ни звонил. Только мне, хорошо?!
Она кивнула, не убирая лица от моей куртки. Я осторожно отпустил Еву и достал из кармана ее мобильник. Удивительно, за все это время, что она находилась у меня, ей так никто и не позвонил. Телефон оказался выключенным.
– Разрядился, – объяснила Ева.
Зарядки для ее аппарата у меня, разумеется, не было. Я порылся в секретере и достал свою старую трубку, которую зачем-то хранил. Вот и пригодилась. Я подключил старый телефон к сети и сказал:
– Я буду звонить вам на этот аппарат. Больше никто не сможет. Я давно сменил симку, номер… По пути я положу на этот номер деньги, и вы тоже сможете мне позвонить, если возникнет в том необходимость. Вот, это мой номер… – Я нацарапал цифры на грифельной доске сына, которая так и стояла в комнате на столике, куда когда-то Лиза положила яркие свертки с новогодними подарками для Караянов. Как же давно все это было? Да и было ли? Сейчас со мной эта женщина, которой я должен помочь, и больше никого… А разве должен? Нет, я ей ничего не должен. Я просто хочу ей помочь.
Я еле высидел рабочий день. Мне надо было дописать статью о новой сети универсамов «Дешевле некуда», в которых продукты действительно продавали по бросовой цене, но есть их было опасно для жизни, поскольку все они были с истекшим сроком годности. На следующее утро статья должна была пойти в номер, а я никак не мог довести ее до ума даже во второй половине дня. Я все время отвлекался: звонил Еве не через каждый час, как обещал, а чуть ли не после каждого вымученного абзаца. Мне казалось, что если я не буду держать руку на пульсе, с ней непременно что-нибудь случится, и этого тогда я не прощу себе никогда. Не для того я вызволял ее из лечебницы, чтобы с ней снова произошла какая-нибудь беда. Ева тоже звонила мне несколько раз, и после ее звонков мне даже работалось легче.
Домой я приехал нагруженный пакетами с продуктами. Разумеется, не из универсама «Дешевле некуда». В одном из пакетов была бутылка красного сухого вина. Я подумал, что стоит отпраздновать с Евой ее освобождение. Адвокат Слесаренко сказал, что она больше не пьет, но ведь сухое вино – это не виски! Красное вообще полезно для здоровья, если употреблять его в умеренном количестве и с хорошей едой. А ужин у нас будет отличный: индейка со спагетти и овощами.
Ева сидела в коридоре на ящике с обувью. Как только я вошел, она вскочила и, как мне показалось, готова была броситься ко мне, но сдержала свой порыв.
– Что-то случилось? – спросил я, проходя мимо нее на кухню с провизией.
– Нет… – отозвалась она и как-то горестно покачала головой, – просто мне было не по себе…
Все то время, пока я готовил еду, она молча сидела на кухне. Я пытался разговорить ее, но получалось плохо. Потом она спросила:
– Вы… что-нибудь придумали? Что мне делать?
– Честное слово, я думал об этом все время, когда мог отвлечься от статьи. Решил, что нам надо ехать к вам домой. Вот сейчас поужинаем и поедем!
– Там, наверно, Аня…
– Ну и что? Это же ваша квартира! Если что, позовем охрану! Кстати, я так и не спросил, каким образом ей удалось сдать вас в клинику? Помню, вы были в здравом уме, когда я оставил вас у ворот в «Жемчужную долину».
– Да… Вы только уехали, и почти сразу приехала Аня. Она позвонила из машины, сказала, что большие неприятности в «Оскаре»… там полиция… Я испугалась… выскочила, в чем была… только пальто накинула… Мы приехали в ресторан… никакой полиции… Сели за столик, я выпила… кажется… кофе… И больше ничего не помню… Очнулась в палате, голова болела и была такой тяжелой, что все время хотелось спать… Я и спала… спала…
– Скажите, Ева Константиновна, а вы в таком состоянии не подписывали каких-нибудь бумаг, документов?
Ева вскинула на меня испуганные глаза и ответила:
– Не знаю… Я плохо помню…
– Ладно… Не волнуйтесь. Как говорится, выхода нет только из могилы, а мы, слава богу, живы.
В ответ Ева лишь кивнула. Из пучка на затылке вылетела заколка, и пушистые золотые волосы рассыпались по плечам. Ева, зачем-то извинившись, подобрала заколку и снова принялась собирать волосы в узел. Я невольно залюбовался ее грацией.
