— Нет, детка, ты не была убийцей веселья. — Я раздраженно качаю головой и поворачиваюсь к родителям. — Она не давала спуску Бену Уилсону, потому что он откровенный лжец, а Бен разозлился и захотел выгнать ее из дома.
— А потом ты вмешался и всех успокоил? — спрашивает мама, наклоняясь вперед и полностью погружаясь в рассказ.
— Ну нет. Я выгнал её задницу.
— Стерлинг! — Моя мать в ужасе, совершенно в ужасе. — Прекрати, это даже не смешно.
— Он не шутит, миссис Уэйд, он действительно выгнал мою задницу, — Скарлетт смеется. — Он всю ночь охранял меня, не давая мне вернуться, и мы продолжали спорить, и… потом я вернулась на следующий уик-энд.
— И он, очевидно, впустил тебя.
— Не-а.
— Стерлинг! — мама почти кричит, садясь на шезлонге, книга падает на песок. — Я думала, что воспитала тебя лучше! Как это неромантично!
— Мам, успокойся. Как бы я ни старался, я не мог избавиться от неё. Она была похожа на страшную сыпь.
Скарлетт закатывает глаза.
— Вообще-то, это было довольно романтично. Каждую пятницу он ждал меня на крыльце, а однажды вечером я пошла ужинать с друзьями и не пришла, думаю, он приревновал, что его не пригласили.
— Я не думаю, что это то, что я чувствовал той ночью. Я волновался, а не ревновал.
— Не ври, ты немного ревновал.
Да, хорошо, я немного завидовал ее друзьям.
— Значит, сначала вы подружились? — Моя мама вытягивает слова, и я вижу, как идея укореняется в её мозгу. — От друзей к любовникам. Псевдодрузья. Мне это нравится.
Нет, не любовники. Пока нет.
Но уже скоро.
— Чтобы развлечься, мы сидели на улице и играли в разные игры…
— И она кормила меня.
Мы сейчас заканчиваем предложения друг друга? Фу.
— Что за игры? — спрашивает папа, снова лежа на спине и прикрыв глаза кепкой.
— «Я никогда в жизни не…» — Я прочищаю горло. — «Ты бы предпочел…»
— Пьющие игры, Стерлинг? Где я тебя упустила?
— Мы были трезвыми каждый вечер, мам, успокойся. Там не было никакого алкоголя.
— Ну, за исключением того единственного раза… — бормочет Скарлетт.
Ах, это верно, в ту ночь, когда я пришел к ней домой, ее ягодицы заполнили ладони моих гигантских рук, мой язык проник в ее горло, и она прислонилась спиной к стене.
Это была отличная ночь.
Это была не та ночь, когда я понял, что люблю ее, но именно тогда понял, что хочу встречаться с ней.
— Думаю, это было хорошо для нас, — наконец говорит Скарлетт. — Мы многое узнали друг о друге.
И о нас самих.
— Вы знали, что Стерлинга однажды ударил какой-то парень?
Мама смотрит на меня, подняв брови.
— Нет, он не говорил. — У нее резкий тон.
Скарлетт смеется, протягивая руку, чтобы убрать мои волосы назад. Отпивает напиток Пина Колада.
— Ты такой милый, когда смущаешься.
— Меня это не смущает.
— Он говорил тебе, что мочился в постель до восьми лет? — Голос моего отца наполовину ошеломленный, наполовину сонный.
— Господи, папа! Спи уже!
— О, точно! — моя мама хихикает. — И он уже тогда был большим ребенком, так что мочи было много.
— Отлично, да, теперь мне неловко. Вы, ребята, можете остановиться.
Мы сидим здесь еще немного, смеясь и разговаривая под пальмами, пока Скарлетт не устраивается поудобнее в шезлонге, чтобы прислониться спиной к моей груди.
— Здесь так хорошо, что я могла бы целый день сидеть на солнце. Дома такая отвратительная погода.
Она закрывает глаза, и я набрасываю полотенце на ее нижнюю половину, чтобы укрыть ее. Глажу ее волосы. Когда родители не смотрят, целую ее в плечо.
В конце концов, я откидываю голову назад и тоже закрываю глаза.
Роуди
По иронии судьбы именно мои родители пропустили ужин.
Мы со Скарлетт отправились в официальную столовую корабля, и когда добрались до пустого стола, я сразу же захотел обслуживания в номере — особенно свежих суши, которые я мог съесть с обнаженного тела Скарлетт, — но она была голодна и не имела терпения для сорокапятиминутного ожидания.
Итак, мы остались. Весь стол был в нашем распоряжении, и мы заказали практически все из меню. После десерта нам не оставалось ничего другого, как вернуться в нашу каюту.
Когда мы возвращаемся, я плюхаюсь на кровать, широко расставив ноги, наблюдая, как Скарлетт снимает туфли, положив шелковистую ногу на стул у стола, а пальцы умело расстегивают каждую пряжку.
Внезапно она стала на четыре дюйма ниже.
— Завтра у нас еще один день, что будем делать?
— Пляжный день? — предлагает она. — Или мы могли бы побродить по городу?
— Я мог бы провести еще один пляжный день. — Я буду делать все, что она захочет, весь чертов день, и не жаловаться. — Но ты не возражаешь, если я встану пораньше и несколько часов побуду в спортзале? Я вернусь до того, как ты проснешься.
— Конечно, я не возражаю.
Я ложусь на спину, балансирую на матрасе, опираясь на локти. Наблюдаю.
Она снимает серьги, кладет их на стол, потом браслеты. Три золотых браслета звенели во время обеда, как крошечный хор колокольчиков.
— Я очень быстро сниму макияж.
Пока она это делает, я сбрасываю туфли. Снимаю черную рубашку-поло, вытягиваю коричневый кожаный ремень через петли брюк, которые мама заставила меня упаковать.
Теперь я не знаю, что делать с собой и своими руками, пока Скарлетт не выйдет из ванной. Я мог бы снять эти штаны, но было бы странно, если бы просто сидел здесь на кровати в одном белье?
Дверь ванной со щелчком открывается, и Скарлетт входит в комнату, свежая и красивая, ее кожа немного темнее, чем когда мы сегодня выходили из дома.
Увидев меня, она останавливается и смотрит на мою голую грудь, опускает глаза на плоский живот. Он рельефный из-за того, как я сижу, мышцы твердые, как камень.
— Ты снял рубашку.
И мои носки, и мой пояс.
Я поднимаю бровь.
— Может, мне снова её надеть?
А еще лучше, может, мне снять твою?
— Нет.
Я протягиваю к ней руку, притягивая её к себе легким рывком. Ставлю ее между моих ног, обнимая за талию руками. Целую ее в нижнюю часть подбородка, убирая волосы, упавшие на плечо.
— Мы совершенно одни, — замечает она, приподняв бровь, с ямочкой на щеке.
— Верно.
— Еще очень рано.
Я целую ее в ответ, и на этот раз мои губы касаются ее ключицы.
— Тоже верно.
— Ты уверен, что не хочешь пойти и что-нибудь сделать? Может, сыграем в шашки? — Такая маленькая дразнилка.
— Хочешь поиграть в карты? — я отвечаю на её блеф. — Или мы могли бы найти игру в шаффлборд на двенадцатой палубе.
— Заткнись, — смеясь, бормочет она.
— Я просто подбрасываю идеи и не говорил, что они будут хорошими.
— Ты действительно милый, ты это знаешь?
Нет.
Ни одна душа никогда не говорила мне, что я милый, в основном потому, что я не такой… Или они были слишком заняты, используя меня для социальной выгоды, чтобы действительно узнать меня на личном уровне, как это сделала Скарлетт.
— Спасибо.
Когда Скарлетт целует меня в лоб, мои глаза закрываются. Когда кончики ее пальцев касаются моих скул, я вздыхаю, целуя ее ладонь. Ее большой палец нежно проводит по моему подбородку, по губам.
— Ты прекрасен, — шепчет она.
Горячий. Красивый. Сексуальный.
Это термины, с которыми я лучше знаком.
— Мне нравятся твои родители. Они очаровательны. — Пальцы Скарлетт перебирают мои волосы, и я наклоняюсь вперед, зарываясь лицом в ее декольте.
— Мои родители не очаровательны, — бормочу я.
— Я не могу решить, на кого ты больше похож, на маму или на папу.
Я здоровая смесь того и другого — папиного роста и маминых зеленых глаз.
— Мы можем перестать говорить о моих родителях, пожалуйста.
— Прости, — она хихикает, нисколько не сожалея. — Спасибо за эти выходные.
Я наклоняю голову к ней, и она обхватывает мое лицо ладонями.
