в первую очередь.
– Нужно, но давай так: ты сейчас идешь на кухню и выпиваешь два стакана воды. Медленно! Глотками! – снова взялась за руководство Зоя. – А я упаковываю принцессу и узнаю по поводу машины.
– Я с таким количеством воды в желудке до больницы не доеду!
– Доедешь! Но думать будешь не о глупостях всяких, а про кусты.
Нянька на меня даже не глянула. Кивком указала что-то своему псу. И пока тот ходил за хозяйским телефоном, сама принялась переодевать Сашу.
Примерно в той же манере прошла и загрузка в машину. Зоя командовала. Водитель и Берти четко исполняли приказы. Мы с Сашей старались не мешать.
Я, кажется, и не дышала. Интуиция, которая мешала готовить закуски, теперь вдруг замолкла, а паника перекрыла все остальные эмоции.
Даже на экран телефона смотреть было страшно. В любой момент я могла позвонить Штерну, Марату или Бадоеву – выяснить все сразу. Но пальцы не слушались. За дорогу я дважды вынимала из кармана телефон. Дважды пыталась нажать на кнопку вызова. И промахивалась.
Зоя с переднего сиденья смотрела на меня примерно так же, как устроившийся между мной и детским автокреслом Берти. Они одинаково хмурили брови. Зоя хмыкала, пес порыкивал. И лишь водитель излучал полное хладнокровие.
Когда машина затормозила на парковке возле больницы, мне тоже остро захотелось хоть ненадолго стать хладнокровной. Вычеркнуть из головы все воспоминания о шрамах Марата и разучиться бояться.
Ради дочки, наверное, это было возможно. Рано ей еще чувствовать такой сильный страх. Но тревога, будто морскими волнами, смывала все мои мудрые порывы, толкала ватные ноги вперед и мешала думать.
До стойки регистрации я дошла чуть живая. Безумно хотелось, чтобы Зоя Фёдоровна, опередив меня и здесь, узнала про палату и про самочувствие. Но наша нянька сейчас полностью переключилась на Сашу, а пришедший со мной водитель больше напоминал манекен для спортивной одежды. Огромный, пугающий и немой.
Ума не приложу, как произнесла бы вслух фразу: «В какой палате Марат Абашев?». Во рту внезапно все так пересохло, что язык прилип к небу.
Но говорить ничего не пришлось. Стоило опереться на стойку, открыть рот, как ответ явился сам. Хмурый, грязный и без единой дырочки в идеальном мужском теле.
– Ты?.. – Пол перед глазами качнулся, и губы сами расплылись в улыбку.
Удивленный взгляд Марата остановился на мне. Глаза вспыхнули. И с шага он мигом сорвался на бег.
– Аглая!
Он подхватил меня за секунду до феерического падения на пол. Рефлекс на больницы – обморочный – работал безотказно.
– Ты цел? Все хорошо? – под мужской крик: «Бригаду! Срочно! Женщина без сознания!» – выдавила я из себя.
– Да, я нормально. Этот урод Бадоева зацепил. Но ничего страшного. – Сильные руки распластали меня на твердой груди. Губы коснулись виска и дорожкой поцелуев стекли ко рту. – Прости, маленькая, что не сообщил. Все так быстро завертелось, что телефон в руки взять было некогда.
– Наши все живы? – От радости на глаза навернулись слезы, а из груди вырвался странный хриплый смешок.
– Наши – да, – уклончиво произнес Марат и, вместо того чтобы вечно держать меня в своих объятиях, лично переложил на холодную твердую каталку.
* * *
Не знаю, как Марату это удалось, но спустя несколько минут я уже лежала в платной палате. Как раз по соседству с палатой Бадоева, из которой почему-то доносился голос Вероники, секретарши Абашева.
Рядом со мной с тонометром в руках суетилась медсестра, с исследовательским азартом по полу ползала Саша, а в большом удобном кресле ворчала Зоя Фёдоровна.
По-хорошему, нечего нам было делать в этой палате. В обморок я так и не упала. Чувствовала себя нормально. Но мой упрямый муж не желал слушать никаких доводов.
Не признаваясь, что же с ними случилось в квартире Шульца, он гонял в хвост и в гриву медицинский персонал и каждые пять минут уточнял, все ли со мной в порядке.
Лишь где-то через полчаса, когда Зое Фёдоровне надоели наши брачные танцы и она сама взялась за допрос моего благоверного, правда всплыла наружу.
Не было ещё случаев, чтобы Герасимов сам брался за грязную работу. Для этого у него всегда имелись специальные люди. Но для своего зама старик решил сделать исключение.
Бадоев с Маратом даже записи забрать не успели, когда начбез уловил странный звук со стороны лестничной площадки.
После этого события закрутились быстрее, чем недавно в переулке.
Будто пунктик у него был по поводу полов, Бадоев пинком затолкнул Марата под кухонный стол и приказал лежать не отсвечивая. Шульца он пристроил под барную стойку. Но, к сожалению, бывший зам Герасимова оказался не таким послушным, как Марат.
В тот момент, как старик вошел в квартиру, Шульцу вдруг понадобился лежавший на стойке телефон. Все, что успел Бадоев, – крикнуть идиоту, чтобы не дергался. Однако именно это предупреждение и сыграло с ним злую шутку.
– Но ранение точно не опасное? – Увлеченная рассказом Марата, я не замечала, как, вместо того чтобы измерять мне давление тонометром, теперь уже другая медсестра целилась ланцетом в мой палец.
– От первого выстрела спас бронежилет, а второй царапнул по плечу. – Марат рассказывал так спокойно, словно каждый день участвует в перестрелках.
– Если по плечу, значит, ваш охранник был в движении... – задумчиво дополнила Зоя. – Как я понимаю, третьего выстрела не было?
Словно вопрос вызывал физическую боль, Марат стиснул зубы и подозрительно медленно кивнул.
– И ваш Герасимов, поняв ошибку, бросился назад...
Зоя Фёдоровна будто сквозь расстояние и время видела. Сидела себе в кресле. Щурилась. И наблюдала за событиями в квартире Шульца.
– Да, он сразу побежал к лестнице, – нехотя подтвердил Марат.
– Кхм... – Глаза нашей няньки сверкнули. – Говорят, при падении с лестницы шанс убиться минимальный. Знали?
– Но ведь есть!
– Есть. При толчке.