отлетаю, плюхнувшись попой на пол.
— Я сказала не тронь меня, — шипит сквозь зубы.
— Я же помочь хочу…
— Спасибо, уж помогла, — со слезами на глазах она трет колено.
Капроновые колготки порваны, а на ноге расползается синева. Да она к вечеру вся, как одна большой синяк будет! Бедняга. Мне даже смотреть на это больно.
— Я сейчас скорую вызову! — вспоминаю про телефон, — потерпи немного. Сейчас…
— Отвали ты со своей скорой.
— Ты что? Вдруг что-то внутри повредила! Сиди тут, я мигом! — подскакиваю и несусь вверх по лестнице.
Я не могу сидеть спокойно и ждать у моря погоды, мне надо хоть как-то помочь. Сначала забегаю к себе в комнату. Телефона нигде нет. Ни в сумке, ни на столе, ни на кровати. Потом вспоминаю, что сидела в комнате Макса и лечу туда. Так и есть — мобильник сиротливо валяется на полу.
С десятой попытки мне удается вызвать скорую помощь, сбивчиво объясняю в трубку что произошло, пять раз повторяю одно и тоже, не в состоянии нормально сформулировать, а на вопросе «назовите адрес» теряюсь.
— Погодите, минуточку, — бегу обратно, — Эльвира! Адрес тут какой?
Она игнорирует мои вопли. Сидит, уткнувшись лицом в ладони и, кажется, ревет.
— Эль, адрес назови! Люди ждут.
Опять ноль реакции.
— Эля!
— Девушка, перезвоните, как определитесь, — на другом конце провода звучит раздражение, — у нас параллельно другой звонок пробивается.
— Погодите!
Вызов обрывается. Проклятье!
Я нахожу по геолокации адрес и снова перезваниваю. В этот раз мне удается вызвать скорую помощь, они обещают в скором времени приехать, но легче не становится. У меня зуб на зуб от волнения не попадает. Спускаюсь к Эльвире и обессиленно плюхаюсь на первую ступень. И что теперь? Так и сидеть рядом с ней? Утешать? Держать за руку?
— Больно?
— Отстань от меня! — накидывается так громко и отчаянно, что я в испуге отшатываюсь, — слышишь? Отстань! Ненавижу тебя!
Я понимаю, что любить меня не за что, но такая неприкрытая, черная ненависть пугает до дрожи.
— Эль…
— Что Эль? Что? Ты мне жизнь сломала! Ты все сломала! Дрянь, — она дергает ко мне с очевидным желанием вцепиться в волосы, но промахивается и громкой стонет, — ой!
— Не дергайся, — мрачно отвечаю я.
— Ай, — она снова стонет, обхватывает живот руками и сгибается в три погибели, — больно.
— Где? — я снова подскакиваю к ней, — Эльвира, да скажи ты толком, где болит.
— Живот…
Опять стонет. Так громко и отчаянно, что меня холодный пот пробивает.
— Потерпи. Сейчас врачи приедут. Помогут. Чуть-чуть потерпи! — я бегу на кухню за водой. Наливаю, звеня стаканом по металлическому крану. Приношу ей, но она выбивает его из моих рук. Брызги воды и осколков летят во все стороны.
— Все из-за тебя! — срывается на визг, а я в ужасе пячусь, потому что руки у нее в крови. Откуда кровь?
Опускаю безумный взгляд на бежевую узкую юбку и замечаю алые капли на подоле.
— Что это? — сиплю и тут же зажимаю рот рукой.
— Ты…ты… — она задыхается от хрипов, — я же беременная.
Меня простреливает до самого пупка. Я ведь поверила Барханову, когда он сказал, что все это неправда. Поверила! Приняла за чистую монету. А выходит…
— Не шевелись. Сейчас врач приедет, — в панике прижимаю ладони к пылающим щекам, — поможет.
— Что ты наделала? — набрасывается на меня с удвоенной силой, — что ты дрянь, наделала?!
— Я…ничего.
— Смотри! — показывает окровавленные ладони. Протягивает их ко мне, чтобы было лучше видно, — Это все ты!
— Нет, — я мотаю головой и пячусь.
На этом моменте нас и застает Барханов.
Он входит в дом так неожиданно, что мы обе замолкаем. Хмурый, собранный, губы зажаты в тонкую линию, выражение глаз не разобрать — сплошной лед с бетоном.
— Что происходит?
Я не могу говорить, хватаю воздух ртом, но не могу произнести ни слова, зато Эльвира зло выкрикивает:
— Она меня с лестницы столкнула!
Барханов переводит взгляд на меня. В них немой вопрос и ни одной эмоции.
— Что?! Нет! Не толкала.
— Толкнула! Толкнула!
— Да нет же!
— Заткнулись обе! — прогремел он.
Эльвира снова стонет:
— Мне так больно, — смотрит на свои трясущиеся, окровавленные руки, — смотри, что случилось. Из-за нее. Она убила нашего ребенка! Убийца!
— Я не толкала, — шепчу дрожащими губами, — мы ругались, я замахнулась, но и пальцем не притронулась. Она каблуком зацепилась…она…сама…
У меня больше нет сил говорить. Я зажимаю себе рот рукой и давлюсь рыданиями.
Боже, что я опять натворила.
— Идем, — Демид скидывает пиджак прямо на пол, подхватывает Эльвиру на руки и несет к выходу. Она ревет, уткнувшись носом ему в грудь, цепляется за его рубашку, оставляя на белоснежной ткани красные следы. А я стою и беспомощно смотрю им вслед.
На пороге Барханов оборачивается:
— Сиди здесь. Никуда не выходи. Поняла? Сиди здесь!
Я истошно киваю, а когда дверь за ними закрывается, буквально стекаю на пол и уже не сдерживаясь, рыдаю в голос.
В голове гремят ее слова «Она убила нашего ребенка! Убийца. Убийца!». Чувство вины вспарывает по живому, не позволяя нормально дышать. Я не думала, что так все обернется! Я не хотела этого!
Глава 21
Меня угнетает ее смирение.
Нет, это все тот же больной на всю голову Ёжик. Ураган, вулкан, цунами в одном флаконе, косячница, каких свет не видывал. Лера смирилась лишь с тем, что «не дотягивает». Приняла это и закрыла дверь.
Я привык ко всему относится жестко, подгонять под высокую планку и требовать соответствия. Это мой стиль жизни. Мое кредо. И тогда, три года назад, мне казалось правильным ткнуть ее носом в несовершенство, осадить, посадить на цепь, чтобы знала, свое место. Я не хотел тратить время на то, чтобы что-то ей объяснять, воспитывать, учить. Мне нужна была готовая «идеальная» женщина с мозгами, без загонов, такая, чтобы можно было вывести в свет и при этом не путалась под ногами. Поэтому я выбрал Эльвиру. Она соответствовала. Пусть в душе не было
